21 апреля 2009
Ламберто Фрескобальди, 46-летний вице-президент Marchesi de’ Frescobaldi Società Agricola S.rl., главная на сегодняшний день движущая сила старинного дома во всем, что касается виноделия. Впрочем, иначе, кажется, и быть не могло. Для единственного сына маркиза Витторио Фрескобальди, воплощающего собой историю винодельческой Тосканы, «итальянское возрождение 70-х» неминуемо стало и культурной средой и частью юношеских воспоминаний. Фраза «винодел в тринадцатом поколении» не может не обязывать — вот только для того, чтобы принять подобный вызов судьбы всерьез, нужно обладать достаточным мужеством.
Происхождение богатства
«Земли, которые род приобрел первыми, лежали к западу от Флоренции, в Валь-ди-Пеза. В 1098 году было приобретено поместье Кастильони, и только были куплены земли во Флоренции. В XII веке Ламберто Фрескобальди купил бросовый участок на незаселенном берегу реки, про который здесь так до сих пор и говорят, — „ди ла д?Арно“, и построил в 1252-м первый мост во Флоренции. Земли на другом берегу были так недороги, что легче было построить мост. Кусок земли был внушительным, его постепенно застроили, появилось палаццо, магазины, склады. Все это потом стало площадью Фрескобальди». «Именно Маттео Фрескобальди оплатил Брунелески строительство церкви Санто-Спирито. Церковь сообщалась с внутренним двором нашего палаццо. Мы всегда могли незаметно проникнуть внутрь нее, а обратно к нам войти никто не мог. Это было сделано на случай непрошенных гостей. Такой порядок просуществовал до 40-х годов XX в., пока Муссолини не отменил закон о церкви — до этого ее территория считалась территорией независимого государства, которое могло даже преступников не выдавать». «Фрескобальди часто поддерживали Медичи, которые были поистине великими властителями. В XVI веке Медичи, например, установили порядок бесплатного обучения в школах. Их идея была простой и верной: „Неизвестно, в ком скрыт гений“. С этого начался подлинный расцвет Флорентийской республики. Но у них всегда было много врагов». «Альбицци, другой важный для Флоренции род, враждовал с Медичи. Альбицци схватили и приговорили к смерти Козимо Медичи, которому удалось подкупить стражу и избежать гибели. Не слишком продолжительное и не опиравшееся на серьезные деньги правление Альбицци быстро утомило флорентийцев, они были изгнаны. Козимо Медичи вернулся. Потом было много всякого. Когда в 1478-м, во время восстания убили Джулиано и ранили Лоренцо Медичи, многих преследовали, казнили и двоих из Фрескобальди. Мы часто оказывались в изгнании. Но всегда выходили не только с честью, но и с приобретениями».Изгнания и путешествия
«Целых два столетия род прожил при дворе в Англии. Естественно, знатные изгнанники поддерживали общение. В XIX веке все закончилось тем, что благодаря женитьбе, Витторио Альбицци стал членом нашей семьи. Так часть Альбицци вернулась из Франции, из Оссера». «Когда в XIX веке Флоренция стала столицей, и ее начали отстраивать вширь, мудрость Витторио дельи Альбицци заключалась в том, что он сохранил верность сельскому хозяйству, а не стал, как прочие знатные флорентийцы, разрушать винные погреба в Нипоццано и Помино, и строить печи, чтобы продавать кирпичи строителям города». «От Альбицци нам, кроме замков и виноградников, по наследству досталась большая коллекция живописи. Оба рода за тысячу лет успели перепробовать множество видов деятельности, при этом вино никогда не было главным, но всегда было дополнением к главному бизнесу. Лишь в XX веке мой отец сделал это главным делом семьи». «Сто лет назад для наших вин существовало всего четыре этикетки. „Кьянти Помино“, „Кьянти Кастильони“, „Кьянти Нипоццано“ и просто „Кьянти“. Некоторые наши вина даже успешно выступали на выставках в Париже. Но тогда это было совсем другое вино». «После войны нам повезло — мы не были национализированы, ведь наша собственность не была такой огромной и латифундистской, как на юге. Кроме того, едва заикнувшись об этом, власти быстро поняли, что желающих получить ее не найти. Мы не были национализированы, потому что никому не были нужны. Эти бедные каменистые земли на вершинах холмов крестьяне попросту не хотели. В 50-х хотели отобрать Помино, но здесь был голод, и так ничего и не произошло». «Крестьянский труд самый уважаемый. Мы все паразитируем за счет крестьян. Представьте, фермер дает имя теленку, поросенку, ходит за ним день и ночь, но вот наступает тот самый день, и выбора нет. Крестьянин переступает через себя, а потом кто-то в городе ест то, что выращивали другие, и даже не задумывается о том, как устроено в душе крестьянина, каждый раз переступающего через себя».
Супертоскана и глобализм
«Супертоскана — вино, с которого улучшения в Тоскане начали буквально все. Поэтому эта категория стала очень важной. За этими винами стоят инвестиции и большая работа. Проснулись все, потом сказали — пробуйте». «Отец очень много сделал для хозяйства, например, увеличил площадь виноградников на пять сотен гектаров. Земли были, но на них было мало виноградников. Наше хозяйство уже тогда было одним из крупнейших — 800 гектаров. И земли уже тогда стоили дорого, но они были неразвиты. Высадка лоз на 500 гектарах обошлась отцу в 1 300 000 лир — уже тогда это было очень много». «Отец часто бывал в Монтальчино. В 1973-м году он узнал о том, что поместье Кастельджокондо выставлено на продажу, а к нему как раз обратились инвесторы из Бордо. Он сообщил им о Кастельджокондо, а они, в свою очередь, тут же предложили ему самому возглавить его. 220 гектаров виноградников! Дела пошли в гору, но в середине 1980-х интерес инвесторов стал угасать, хозяйство начало испытывать трудности, и 29 мая 1989 года мы его купили. К счастью, бордосцы высадили там мерло еще в 1976-м. В итоге уже в 1991-м был снят первый урожай для Lamaione с лоз, которым уже было 15 лет». «На виноградниках Castello di Nipozzano в начале XX века росло, бог знает что, - руссан, пино гри, шардоне, рислинги. До XVI века флорентийцы, особенно знать, пили в основном белые вина. Красные — это современная история. Но и красных сортов было предостаточно — гаме, сира. Невозможно было управлять такими виноградниками. Отец начал пересадку виноградников. Он, кстати, и каберне совиньон посадил еще в 1968 году. Но сначала на него смотрели, как на способ немного „подкрепить“ санджовезе. Более „научно“ к каберне стали относиться в 1970-х, а в 1983-м сняли первый урожай для Mormoretto». «Настоящий глобализм был тогда, когда везде, где только можно, сажали санджовезе, который чертовски продуктивен. А там, где не возможно — треббьяно. Итальянцы до 1960-х годов умирали от голода, оттого по всему миру и распространились. Я восхищен мужеством соотечественников, которые с одним чемоданчиком решались ехать неизвестно куда через пол земного шара. Сейчас все по-другому, у всех есть машины, все стали себе позволять различия. Пока в Болгери сажали санджовезе, там пили только розовое, но с тех пор как там появился каберне, Болгери стал известной коммуной. Поэтому итальянцам глобализм не страшен, даже наоборот. Я оптимист». «Сначала все кричали — „Вперед за Жанной д?Арк!“, но потом ее сожгли. Не нужно излишествовать. Нужно стремиться гармонизировать вещи. Всю химию в виноделии я бы однозначно запретил, но некоторые операции, которые основываются на физических принципах, можно разрешить. Скажем, температурный контроль ферментации — это же тоже физика, а он делает вино более здоровым. Вот что я разрешил бы, так это понижение уровня алкоголя, — люди ведь ищут более легких вин». «Для Montesodi никогда не использовались в производстве белые сорта, вопреки законам для зоны Chianti Rùfina, а только санджовезе. Это до сих пор так. Мы принимаем риски целиком на себя. Надеемся, что скоро нам не нужно будет для проформы кидать две-три белых грозди». «Вино должно отражать территорию. Не достаточно просто пить хорошее вино, нужен интерес, как в путешествии, нужно быть более любознательным. Историю конкретных вин не знает почти никто, но те немногие, кто заинтригован, как раз и интересуются деталями». «Вино — то немногое из мира продуктов, что можно оценить лишь во времени, — все остальное мы ценим, лишь только если едим свежим. Музеи-то на что? Вино несет в себе тот же заряд, что и музеи, поэтому оно не для всех, вернее не для всех одинаково».