Ближе к вечеру Лата и Малати с друзьями (вернее, с подругами, конечно же) прогуливались вместе в жакарандовой роще, где, сидя в тени деревьев, они любили готовиться к занятиям. Жакарандовая роща согласно традиции была открыта только для девушек. Малати взяла с собой неподъемный, толстенный медицинский учебник. День стоял жаркий. Две подружки шли рука об руку в тени жакаранд. Несколько мягких розовато-лиловых цветков упало на землю. Когда они удалились от других девушек, чтобы оказаться за пределами слышимости, Малати весело спросила:
– Ну, выкладывай, что у тебя на уме?
Когда Лата вопросительно на нее уставилась, Малати продолжила невозмутимо:
– Нет-нет, бесполезно на меня так смотреть, я знаю, что-то тебя волнует. Вообще-то, я даже знаю, что именно, у меня есть внутренние источники информации.
– Я знаю, о чем ты, – ответила Лата. – И это все неправда.
Малати посмотрела на подружку и сказала:
– На тебе плохо сказывается жесткая христианская закалка, полученная в школе Святой Софии, Лата. Она сделала тебя ужасной лгуньей. Нет, я не совсем это имела в виду. Я говорю о том, что когда ты лжешь, то делаешь это ужасно плохо.
– Ладно, и что ты собиралась мне сказать? – спросила Лата.
– Теперь я забыла, – ответила Малати.
– Пожалуйста, – попросила Лата. – Я не для того отвлеклась от учебников. Не будь злюкой, хватит говорить обиняками и дразнить меня. Все и так достаточно плохо.
– Почему? – спросила Малати. – Ты что, уже влюбилась? Самое время, весна позади.
– Конечно нет, – рассердилась Лата. – Ты совсем чокнулась?
– Нет, – ответила Малати.
– Тогда к чему эти возмутительные вопросы?
– Я узнала, что он подошел к тебе, как будто бы когда ты сидела на скамейке после экзамена, – сказала Малати, – и решила, что вы, наверное, еще виделись после «Книжного развала». – Из описания своего информатора Малати сделала вывод, что парень был тот самый. И теперь с удовольствием удостоверилась, что оказалась права.
Лата поглядела на подругу скорее с раздражением, нежели с приязнью. Новости разлетаются слишком быстро, подумала она, и Малати к каждой прислушивается.
– Мы не виделись с ним ни после, ни вместо, – сказала она. – Не знаю, откуда ты собираешь информацию, Малати, но уж лучше бы ты поговорила со мной о музыке, о новостях или о чем-то более осмысленном. О социализме твоем, на худой конец. Мы встретились всего второй раз, и я даже не знаю, как его зовут. А теперь давай-ка свой учебник и садись рядом. Чтобы собраться с мыслями, мне надо прочитать парочку абзацев какой-нибудь абракадабры, которую я не понимаю.
– Ты даже имени его не знаешь? – переспросила Малати, теперь уже она смотрела на Лату, как на чокнутую. – Бедный парень! А он твое знает?
– Кажется, я ему сказала еще в книжном. Да, точно, а когда он спросил, не хочу ли я узнать его имя, я сказала, что не хочу.
– И теперь жалеешь об этом, – сказала Малати, наблюдая за ее лицом вблизи.
Лата молчала. Она села и прислонилась к жакаранде.
– Я думаю, он с удовольствием бы тебе представился, – сказала Малати, садясь рядом с ней.
– Я тоже так думаю.
– Бедный вареный картофель, – сказал Малати.
– Вареный – что?
– Ну, помнишь: «Не поливай соусом чили вареный картофель»? – сказала Малати, подражая голосу Латы.
Лата покраснела.
– Он ведь тебе нравится, правда же? – спросила Малати. – Если соврешь – я все равно узнаю.
Лата ответила не сразу. За обедом она смогла довольно-таки спокойно смотреть в лицо матери, несмотря на странное, похожее на транс состояние во время экзамена по английской драме. Потом она сказала:
– Он заметил, что я расстроилась после экзамена. Не думаю, что ему было так уж легко подойти и заговорить со мной после того, как я его, ну, отшила в книжном.
– Ах, не знаю, – небрежно заметила Малати, – парни такие нахалы. Он мог сделать это просто из упрямства, ответить на вызов. Они вечно подзуживают друг друга на глупости всякие – вроде штурма женского общежития на Холи. И мнят себя такими героями!
– Он не нахал, – негодующе сказала Лата. – А что до героизма, так я считаю, что нужен какой-никакой кураж, чтобы сделать то, за что тебе в результате могут и голову откусить, и ты об этом знаешь. Сама же говорила что-то подобное в «Голубом Дунае».
– Не просто кураж – храбрость, – сказала Малати, вовсю наслаждаясь тем, как реагирует подруга. – Парни не влюбляются, они просто храбрятся. Когда мы вчетвером шли к роще, вот прямо сегодня, я заметила парочку парней на велосипедах, которые тащились за нами, – даже жалость брала. Ни один не отважился бы заговорить с нами, но признаться в этом они друг другу не могли. Так что для них было большим облегчением, когда мы вошли в рощу и вопрос рассосался сам собой.
Лата молчала. Она легла на траву и уставилась в небо, видневшееся сквозь ветви жакаранды. И думала про пятно на носу, которое отмыла перед обедом.
– Иногда они подходят вместе, – продолжала Малати, – и ухмыляются скорее друг другу, а не тебе. А в другой раз они так боятся, что друзья выберут лучший «подход», что уже не могут думать о том, чтобы взять жизнь в свои руки и приблизиться к тебе в одиночку. И какова их линия поведения? В девяти случаях из десяти это: «Одолжи мне свой конспект», возможно разбавленное тепловатым, придурочным «намасте». А какая, кстати, была вступительная фраза у Картофелемена?
Лата пнула Малати.
– Ой, прошу прощения, у твоей ягодки.
– Что он сказал? – сказала Лата почти неслышно, просто самой себе.
Когда она попыталась вспомнить, как именно начался разговор, то поняла, что, хотя он и состоялся всего несколько часов назад, из ее сознания он почти улетучился. Осталось, впрочем, воспоминание, что первоначальная ее нервозность в присутствии молодого человека под конец превратилась в ощущение смущенной теплоты: хоть кто-то, пусть это был и симпатичный незнакомец, понял, что она обескуражена и расстроена, и попытался как-нибудь поднять ей настроение, воодушевить.
Винный пейринг
Роману с богатой галереей персонажей и ориентальным флером – соответствующее вино. Виноград для кюве Mille e Una Notte, название которого отсылает к памятнику средневековой арабско-персидской литературы, сицилийского хозяйства Donnafugata собирают вручную и только ночью для максимального сохранения свежести, поэтому на этикетке изображен дворец под звездным небом. В аромате вино раскрывается тонами ягодного джема, графита, фиалки и табачного листа. Элегантное, многослойное, с долгим мягким послевкусием, оно станет отличным компаньоном в путешествии по вселенной Викрама Сета.
Donnafugata Mille e Una Notte 2018
Фото на обложке: © Aditiya Siva/Unsaplsh.