На этот раз она кое-что оставила. Намеренно? Или просто забыла? Судя по идеальному порядку, который она опять навела в комнате перед отъездом, забывчивость, скорее всего, можно было исключить, и это обрадовало Каспара. На столе лежало ее серебряное кольцо с узором в виде кельтской косички.
Они так и не договорились, куда поедут во время летних каникул. Лететь на самолете Зигрун не хотела, но не прочь была увидеть что-нибудь новое. Еще она хотела играть на рояле, читать, совершать длинные пешие прогулки и плавать.
– Выбери сам что-нибудь, дед, – сказала она на прощание.
Каспар проконсультировался у себя в магазине. Дав сотрудницам исходные данные – новые края, рояль, чтение, прогулки и плавание, – он спросил, куда бы они поехали, чтобы можно было все это сочетать. Те единодушно посоветовали Средиземное море. Но для девочки, помешанной на охране окружающей среды и выбросе в атмосферу углекислого газа, это была бы слишком длинная поездка на машине. Поэтому он выбрал пансион с роялем на Люцернском озере. Удовольствие было дорогое, но он уже вошел во вкус относительно ссуд в сберегательной кассе и увеличил сумму до ста тысяч евро, имея в виду в том числе и следующую выплату по «завещанию». Первые несколько дней каникул они проведут в Берлине, потом три дня в дороге, потом две недели на озере, с пятницы по пятницу, потом опять два дня в дороге, в Берлин. В Швейцарии Зигрун увидит «новые края», в которых к тому же прекрасно уживаются друг с другом четыре разных этноса. Может, это произведет на нее впечатление. По пути в пансион он покажет ей Гейдельберг и Страсбург.
Каспар стал спокойнее, чем был в первый приезд Зигрун. Он продолжал ходить в фитнес-клуб не потому, что хотел соответствовать ей во время походов по швейцарским горам, а просто потому, что уже привык. И готовить ужин два-три раза в неделю и разбирать время от времени шахматную партию по книге тоже вошло у него в привычку. Он стал меньше пить и предпочитал имбирный чай.
Он прочел все, что нашел о правых, о нацистах и неонацистах, о НДП и АдГ, автономных националистах, идентитаристах, артаманцах, национал-поселенцах, об их поселениях и очищенных от «инородных элементов» зонах, их женских и молодежных организациях. Это было довольно депрессивное чтение; он и не подозревал об угрожающих масштабах этого явления, о том, как гибко они приспосабливаются к современным условиям, как сильно представлены в среднем классе и как много в их молодежных организациях детей адвокатов и врачей, учителей и профессоров. В поисках литературы – не того, что писали о правых, а того, что писали они сами, – он с удивлением должен был констатировать, что такую литературу не собирает ни федеральное управление политического образования, ни ведомство по охране конституции. Единственным учреждением, которое интересовалось этим, была маленькая антифашистская группа в Кройцберге. Материалы, которыми они располагали, носили случайный и неполный характер. В брошюрах и листовках, написанных молодыми людьми для молодых людей, говорилось о встречах и поездках – часто в Восточную Пруссию, Померанию и Силезию, – высказывались мысли о рейхе – прошлом и будущем, – о жизни, поставленной на карту, о союзной молодежи и органичном государстве, печатались стихи о народе и земле, рекомендовались правые книги и фильмы. Авторы то и дело призывали к единству и общности и в то же время к отрицанию других, инородцев, которые не относились к этому единству. Почему бы обществу не дать молодежи другой, положительный образец единства? Что сам он мог предложить Зигрун в качестве альтернативы ее лагерям, приключениям, ее соревнованиям, ее ответственности за младших товарищей? Он поискал в Интернете организацию следопытов в Гюстрове, но не нашел. Не то чтобы он надеялся, что она может перейти к ним, он просто хотел узнать, существуют ли они.
Ему хотелось найти способ расширить духовный мир Зигрун, но ничего стоящего в голову не приходило. Не было такого трюка, такого фокуса, с помощью которого он мог бы мгновенно открыть заветную дверцу, ведущую в этот мир. Он мог лишь говорить с ней.
Литературный компаньон
Проза Шлинка читается как детективный роман, у него особый талант обнажать хрупкость человеческого бытия, моральные дилеммы. Сопроводите размышления над ними бокалом Les Roches от Thierry Germain, хозяйства, поспособствовавшего тому, что терруары Сомюра вновь оказались в центре списка величайших вин. Элегантный каберне фран – рубин с фиолетовыми отблесками, красные ягоды и пряности в аромате, комплексный вкус с бархатными танинами, длинный финиш с нюансами бергамота и жасмина. Это вино так же любопытно исследовать, как и сюжетные повороты Бернхарда Шлинка.
Фото: Thierry Germain Les Roches 2019
Фото на обложке: © Ben White/Unsplash.