Листаю альбом украшений, вышедших из-под руки известного английского ювелира, беру в руки старую чашку кузнецовского фарфора, надеваю пиджак bespoke или очки в японской оправе ручной работы и у меня захватывает дух от восторга.
Это не симптомы тяжелой формы вещизма, отягощенного безграничным потреблением. Это синдром Стендаля – легкое помешательство от увиденной и почувствованной рукотворной красоты.
Похоже, когда Блез Паскаль говорил о «людях, любящих все мелкое», он имел в виду меня. Заподозрить, что со мной в этом смысле что-то неладно, можно было еще в детстве: на основании безостановочного коллекционирования жуков, бабочек, камешков, ракушек, марок, значков, машинок и прочих диковинных штучек, общим свойством которых были детализация и способность уместиться в руке.
По мере роста моего организма предметы, его интересующие, оставались все теми же небольшими: перочинные ножички, брелоки, авторучки... А дальше – зажигалки, трубки из корня вереска, сигарные гильотинки, часы... Сначала в этой тяге к бирюлькам было что-то первобытно-восторженное – как в малом объеме можно уместить совершенство... Но постепенно чувство удивления сменилось способностью видеть в каждой вещи, исполненной человеческими руками, подлинное, подмечать мастерство; вложенные в нее через прикосновение талант и душу или их отсутствие.
Мне до сих пор трудно по-настоящему оценить грандиозность какого-то циклопического объекта или проекта – будь то железнодорожная магистраль или план электрификации, всемирная революция или Всемирная паутина, радиотелескоп в Аресибо или пирамида в Гизе...
Сам по себе большой размер впечатляет, но не более. Он – неохватен и безымянен. То есть, я в состоянии признать в нем полет человеческого гения и титанический труд, но я не вижу мелких деталей...
Но стоит в поле моего зрения попасть вполне утилитарной вещи, имеющей историю и автора – сшитым вручную ботинкам, невероятным наручным часам, безупречно напечатанному художественному альбому, необыкновенному ювелирному украшению, бутылке изумительного вина, изящной фарфоровой статуэтке – меня переполняет восторг пополам с гордостью. В этих предметах есть Нomo faber – «человек умелый» – редкий в наших краях вид.
Здесь, наверное, кто-то ввернет бодрияровское «порочна та вещь, которая неизвестно для чего служит» или заметит, что все это пафосная роскошь, созданная исключительно для того, чтобы тешить самолюбие нуворишей. А мне всерьез кажется, что сегодня подобные предметы должны тешить самолюбие человечества.
Когда мне удается увидеть, подержать такую штуку в руках, рассмотреть, почувствовать или попробовать, я словно получаю доказательство того, что человек – может. Может делать что-то вещественное, красивое, надежное, прочное, работающее, честное и радующее.
Цена предмета, его статусность и престижность меня интересуют в последнюю очередь – это вопрос для консьюмеристов и господ самоутверждающихся. Меня же волнует его суть. Захватывает магия идеальной вещи, созданной одними людьми для других, их профессионализм, вдохновенная, кропотливая, честная работа и ее поразительный результат.
И ведь я понимаю, что скромные кварцевые часы ходят точнее механических, но шедевр Jaеger-LeCoultre завораживает; что бижутерия может сверкать ярче любых бриллиантов, но не могу оторвать глаз от Cartier; Что бокал вина – это короткое удовольствие, но послевкусие Château Margaux или сотерна Château d’Yquem остается в памяти надолго; что живые цветы – сами по себе чудесны, но в вазе Lalique, они становятся подлинным волшебством.
© Андрей Ковалев
Иногда кажется, что летающие над клавиатурой компьютера руки современного оцифрованного человека способны создавать только что-то иллюзорно-эфемерное, информационно-виртуальное или, чуть не забыл, перераспределительно-денежное. Но оказывается, еще есть места, где люди – ремесленники высшего порядка, не утратившие навыков ручного труда и мелкой моторики, которые производят нечто вполне вещественное – исключительное и по-настоящему совершенное.
Кстати, эта самая мелкая моторика – способность человеческих пальцев к тонкой дифференцированной деятельности – свидетельствует о хороших когнитивных навыках, то есть о развитом человеческом интеллекте, способном к анализу, синтезу, логике, планированию, творчеству, пониманию гармонии.
По счастью, мастера остались. Но в массе своей живут и работают они не здесь. Лесковский Левша – кустарь-одиночка, ныне – почти совершеннейшая мифология. Своих немногочисленных «левшей» мы насильно переучили до полнейшей криворукости и чудовищного равнодушия, и теперь, в отсутствие наставников-мастеров-умельцев, они не в состоянии сделать ВЕЩЬ, которая была бы удивительна и прекрасна, или просто удивительна, или просто прекрасна.
Меня это сразило, когда я силился и не мог вспомнить, есть ли что-то такое в моем сознании, доме или в том, что меня окружает, что было красиво, качественно, умело и при этом было бы сработанно в отечестве... И все-таки я вспомнил – это автомат Калашникова. Нет, он не стоит в углу в моей прихожей, более того, я, по счастью, держал его в руках пару раз и не уверен, что он более красив, чем английские охотничьи ружья Purdey, но то, что качественен и надежен – сомнений нет.
Почти все, что было сделано на совесть на этой земле за последние 100 лет, во что были вложены мысль и вдохновение (пусть даже посредством партийного императива), так или иначе, имеет отношение к войне и обороне. Непростая судьба у нашей земли. Но война кончилась, а мы, напрочь утратив минимальные мирные кустарные ручные навыки и традиции, перестали создавать вещи для жизни, для радости, для человека. А теперь мы вообще не производим. Почти ничего.
Я уверен, проблема не в пресловутой посконной дремучести и не в неумелости, якобы свойственной русской этнической культурной традиции. Просто не покидает ощущение, что Hомо faber – человек умелый, живший на наших просторах и носивший русские, еврейские, голландские, немецкие, французские фамилии и знавший не только как ковать клинки и кольчуги, не только умевший создавать ювелирные шедевры, царские регалии, фарфор, бронзу и лаковую миниатюру, но и механизмы, машины, станки, а позже самолеты, ледоколы, уникальные прецизионные инструменты для медицины и высокоточные приборы для науки – в связи со здешней парадоксальной непрестижностью ручного труда и последовавшей за этим утратой опыта и мастерства стал бесконечно убывающей величиной. Досадно.
Ныне 1/6 часть суши в соответствии с гострендом и нацидеей населена преимущественно Homo televisicus, Homo managericus, Homo pivogolicus, Homo neftetrubicus, Homo showbiznikus, Homo politicus, Hомо futbolikus... А это подвиды особые, потребляющие, а не производящие, характеризующиеся особой формой строения кисти – их пальцы приспособлены считать деньги, щелкать пультом телевизора, кликать мышкой, держать бутылку с пивом и нажимать на кнопку во время голосования.
Именно поэтому меня столь сильно впечатляют мастера-ремесленники-перфекционисты, секреты, передаваемые ими из поколения в поколение, и, невероятные по замыслу и виртуозности исполнения небольшие и большие, но всегда искусные вещицы, выходящие из их умелых рук.
P.S. Прочитавший написанное, может воскликнуть в раздражении: «Какая же это все – мелочь, все эти ваши блестящие побрякушки!» Я не стану спорить и лишь напомню слова Гельвеция: «Мы не что иное, как то, что делают из нас окружающие предметы».
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
Фото на обложке: © Pierre Bamin/Unsplash.