О, полезная природа,
исцели страданья наши,
дай частицу кислорода
или две частицы даже!
Николай Заболоцкий
Кажется, что у жителя большого города есть все: связь со всем миром, скорость перемещения в пространстве мегаполиса, культурные и гастрономические радости жизни, бытовые удобства и прочий комфорт. И все-таки чего-то нет. И все-таки чего-то не хватает.
Какой-то сущей мелочи, которую почти не замечаешь, но периодически чувствуешь ее отсутствие. Чувствуешь неосознанно: что-то где-то внутри покалывает, потягивает, поджимает, не давая вдохнуть глубоко и радостно, развернуть плечи и пусть мысленно, но воспарить. О чем это я? Я про такие простые и совершенно непрактичные, но, как выяснятся, жизненно важные вещи, как небо и горизонт.
Городской житель в массе своей не видит ни восхода, ни захода светила, разве что в отблесках от соседнего стеклянного небоскреба. Он видит дневное небо, только если нет облаков и смога. А ночью город словно серо-оранжевым колпаком света миллионов фонарей и огней реклам отгораживается от темноты, засвечивая небо до почти полной невозможности увидеть звезды.
И горизонт для горожанина исчезает как явление. Исчезает та самая, психологически значимая, опорная и где-то даже душеспасительная, длинная и ровная линия горизонта, отделяющая землю от неба, становясь здесь в лучшем случае чем-то типа зубчатой нервной диаграммы курса валют или аритмичным следом, который оставляет самописец на ленте, выползающей из кардиографа. Добавьте к этому информационный мусор и шум, которые, словно серая пыль, забивают глаза и уши, и вы поймете, что образное выражение «каменный мешок» – недалеко от истины.
Искусственная среда со своим искусственным пространством вбирает в себя человека. Его временны́е и пространственные ориентиры сбиты. Но человек, пусть и сохраняя способности к адаптации, остается созданием живым, природным, которому и в условия прогресса, высоких технологий, цифровизации и пр., требуется натуральный эмбиенс – хотя бы в виде незыблемых краеугольных камней земного человеческого бытия, кои всегда были и будут на планете и во Вселенной. Бытия надгосударственного, надсоциального, надэкономического, надситуационного.

© Игорь Родин
Нет, без всего этого, конечно, можно жить. Взять, к примеру, японцев, привыкших к сжатому пространству не из-за непомерной любви к урбанизму, а в силу ограниченности территории. Но счастливы ли они? Я не уверен, а японцы не признаются.
Но знаю точно, чтобы на российского гражданина, живущего и работающего в мегаполисе, снизошла подлинная радость бытия, вкупе с покоем и благодатью, его надо вывезти куда-нибудь в поле. В степи. На берег морской. В горы высокие. Поставить посередине между небом и землей, и пусть себе по колено в ковыль-траве радуется простору и горизонту, ветру и воздуху, чистому дождю и теплому солнцу. Пусть поднимет глаза долу, постоит зачарованный звездами и радугами, закатами и восходами, травами и цветами. Это самая радостная радость обретения чувства земли и себя, возвращение новых и совершенно не городских, ставших непривычными ароматов и красок, звуков и ощущений.
А еще лучше, чтобы человек вернулся к себе человеческому, взять бы и отправить его на несколько дней на виноградники. Действует. Проверял на себе. Вы удивлены? Дело в том, что я сам немало удивился, когда, просматривая в поисках нужного кадра папки с фотографиями, обнаружил, что на всех без исключения снимках, сделанных на винодельнях и виноградниках в разных местах и в разное время, у меня одинаково счастливое лицо – беспричинно счастливое, глуповато-счастливое и радостное.
Стою ли я в междурядьях среди шпалер бесконечных виноградных рядов в Аргентине; смотрю ли на молодые прибрежные виноградники в Крыму; осенние, светящиеся от озерных бликов в Швейцарии; полуденные, с пением жаворонка в Германии; зацветающие в северной Италии или обнимаю лозу по-есенински «как жену чужую» в Бордо, – я улыбаюсь, мне спокойно, мне просторно. Мне безотчетно хорошо. Я испытываю редкой глубины безмятежность.
Это те моменты, когда в сознании соединяются земля и небо, природа и человек, труд и радость, история и культура, прошлое и настоящее. И пусть вам не покажутся мои слова чрезмерными. Высокий штиль здесь более чем уместен. Ибо речь о спасительном средстве, в котором нуждаемся. О радости, которой все меньше и меньше.