Василий Шомов – про патриотическое вино

Березки и кадры из фильма

Я всегда сам любил здешние поля и березки. Просторы и приволье. Я, мальчик, родившийся в семье ИТРов и живший в Москве, видел поля с колосящейся пшеницей и овсом, видел, как сеют озимые, как убирают урожай. Я видел тракторы, комбайны, коров, которых пасли пастухи. И понимал, что работа на земле – тяжелое дело. Взрослые научили меня доедать все и не выбрасывать даже малую толику хлеба, что оказался недоеден, уважая работу людей, которые его растили.

Я всегда гордился землей, на которой живу, и людьми. Наивно? Поверхностно? Плакатно? Возможно. Но я гордился пространствами земли от Черного до Баренцева морей, космонавтами, учеными, спортсменами, художниками, писателями, режиссерами, солдатами, моряками… Это были герои. А еще были не герои, а просто те, кто работал и кормил, – были колхозники, хлеборобы, комбайнеры, животноводы, доярки, агрономы… И о том, что они есть, я тоже хорошо знал.

Лет в семь я увидел по телевизору фильм «Отец солдата» – мальчишки всегда с интересом смотрят фильмы про войну. Если помните, там по сюжету немолодой грузин-крестьянин Георгий Махарашвили ищет своего сына, который воюет на фронте. Он тоже записывается в солдаты и, пройдя дорогами войны до Берлина, встречает своего сына-танкиста, увы, ненадолго… Но был в этом фильме эпизод совсем не про войну. Был показан момент на немецкой земле, когда советский танкист – молодой парень – двигает свою машину вперед, а перед ней виноградники… Гусеницы танка начинают давить лозу, и старик-крестьянин Георгий бросается наперерез, преграждает танку путь и кричит танкисту: «Стой, стой! Что ты сделал?! Посмотри, это же виноград, ты что, не видишь? Это же живое! Ему разве не больно? Ты его не сажал, не пахал. Ты виноград только кушать любишь. Такой молодой, ни одно дерево не посадил, а такой сад портишь… Давай танк назад!» Этот эпизод с виноградными лозами и неписаным законом оставаться человеком в любой ситуации потряс меня. Он врезался в память, остался в ней навсегда.

1985 год и кипрский мускат

В 80-х и 90-х я повзрослел, много работал в больнице и ничего вокруг не видел. Видел только недужных, страдающих людей. Много людей. Видел и тех, что работали на земле, и понимал, что о них стали забывать так же, как стали забывать о земле. Земля – это ведь непрестижно, грязно, неодухотворенно…

В 85-м началась борьба с пьянством и уничтожение виноградников. Весь ужас произошедшего в полной мере я понимаю только сейчас. Но плоды чудовищной, по своей сути и методам, антиалкогольной кампании я заметил еще тогда, когда работал врачом. Как известно, свято место пусто не бывает, и вместо своих виноградников и делавшихся по старинке, своих, пусть не слишком изысканных вин появились бутылки с импортным балком, чудовищные субстанции, именовавшиеся вином, поддоны с фальшивой водкой, спиртом и прочим пойлом с красивыми этикетками. А еще алкогольные психозы, тяжелые интоксикации после употребления суррогатов и подделок, коими торговали продуктовые рынки и кооперативные киоски.

После того, как распался Союз, а вместе с ним была разбазарена промышленность, сельское хозяйство, медицина, наука и образование, поводов для гордости стало совсем мало – разрушение всего и вся в стране приобрело катастрофические формы… И за державу стало обидно. Безнадежно обидно.

Кстати, я не слишком интересовался вином и виноделием в те времена. Из отечественных в студенческую пору востребованы были «эффективные» портвейнообразные напитки, среди которых крымская мадера с корабликом на этикетке была вином эстетским. На родительских застольях – водка. И, скорее как-то по инерции, сухие грузинские вина. А еще в ходу были вина стран соцлагеря – болгарско-венгерско-румынские. Ну и совершенно вне конкуренции был приторный кипрский мускат.

Время и вторая сторона медали

Я вообще не видел виноградников до 40 лет! Но мне всегда хотелось. И пришло время – я побывал на виноградниках Франции, Германии, Италии, Швейцарии, Аргентины. Пришло время, меня научили понимать вино, и я оценил все вина мира (ну, почти все). Пришло время, и в один действительно прекрасный момент я попробовал российское вино. И удивился! Как удивился бы любой человек, не страдающий болезненным скептицизмом, неверием и аллергией на все отечественное. Это было лет 15 назад. Я поверил в российское вино. И оно не обмануло моих ожиданий.

Тогда о новом российском вине шли только разговоры в теоретической плоскости, спровоцированные эпизодами спонтанного винодельческого энтузиазма. Сегодня – плоскость иная, практическая: мы пьем вполне конкретные вина конкретных виноделен и говорим о них. Время в виноделии – один из главных факторов успеха. Именно оно дает уверенность лозам, именно оно дает стабильность вину, именно оно помогает виноделу создать именно то, что он задумал. И когда сегодня, спустя годы, я пробую качественные российские вина, когда смотрю на винные хозяйства России, где удалось побывать, – современные винодельни и с любовью обустроенные виноградники, когда говорю с виноделами, я испытываю гордость. Я горжусь этой землей, людьми и чувствую с ними связь.

Разумеется, я отдаю себе отчет в том, что новое российское виноделие – это тренд, это мода, это престижная забава, это большой бизнес, это политическое соревнование (нужное подчеркнуть), но только отчасти. Потому что это еще – возвращение к своей земле, возвращение к людям, возвращение к себе самим. И эта вторая, не слишком броская сторона медали, полученной на международных винных конкурсах, по-моему, не менее важна лицевой, парадной.

И даже ура-патриотический призыв «Пей наше!» сегодня уже не шапкозакидательство. Не агитация и пропаганда. Это простое напоминание о том, что возродившиеся, вернувшиеся из небытия современные российские вина стоят того, чтобы их пили. Но уверен, рано или поздно «Пей наше!» исчезнет из повестки. Ибо никто не взывает: «Пей Италию!» Ее и так все с удовольствием пьют.

Хотите называть это патриотизмом – называйте.

Фото на обложке: Игорь Родин.