Истоки Кьянти (отрывок из книги)

Божественное таинство

Регион Кьянти всегда был окутан завесой тайны. На исторических картах Тосканы (в разное время носившей имя Тиррении, Этрурии и Тусции) нет определенной местности с таким названием. Топоним «Кьянти» часто появляется где-то к северу от Сиены, а также вблизи таких городков, как Кастеллина, Радда, Гайоле, и рек Пеза и Арбия. Этимология самого слова тоже пока неясна. Скорее всего, оно произошло от какого-то корня в языке этрусков – народа, населявшего Этрурию. Река Арно на севере Кьянти служила естественной северной границей Этрурии. Как минимум с VII века до н. э. территория Кьянти входила в entroterra (пригородную зону) таких этрусских городов, как Вольтерра (западная часть), Фьезоле (северная часть), Ареццо (восточная часть), Сиена и Кьюзи (южная часть). Стоит отметить, что Вольтерра, Фьезоле, Ареццо и Сиена являлись четырьмя из пяти диоцезов, в церковную юрисдикцию которых в Средние века входила территория Кьянти (пятым диоцезом была основанная римлянами Флоренция). Если при римлянах главные пути с севера на юг Италии – Франчиджена и Кассия Нова – шли в обход Кьянти, то при этрусках дороги между наиболее важными городами проходили непосредственно по территории этого региона. Даже сегодня эта «дорожная карта» может рассказать немало интересного о взаимоотношениях Кьянти с окружающими городами. Один транзитный путь пролегал от Радды на северо-запад вдоль высоких горных хребтов, мимо приходской церкви (pieve) Санта-Мария-Новелла, затем на север мимо города Панцано и наконец сворачивал на запад в направлении Самбуки в Тарванеле-Валь-ди-Пеза. От этого перекрестка ответвлялась еще одна транзитная дорога на север мимо приходской церкви Санто-Стефано в Камполи на холме между долинами Пезы и Греве, где она сворачивала на северо-запад к городам Меркатале и Сан-Кашано-ин-Валь-ди-Пеза. Третья дорога шла от Вольтерры на восток к Кастеллине, затем на северо-восток к Ламоле, после чего – к Монти-дель-Кьянти (горам Кьянти), где пересекалась с дорогой, пролегавшей вдоль этих гор от реки Арно на севере до стратегически важного города Кьюзи на юге. Такая сеть дорог предполагает активное перемещение людей и товаров между Кьянти и окружавшими его этрусскими городами. И действительно, обнаруживаемые в разных местах Кьянти остатки этрусских построек служат тому доказательством.

На главной площади Кастеллины, в средневековом замке, располагается небольшой археологический музей сиенского Кьянти (Museo Archeologico del Chianti Senese). В экспозиции представлено множество археологических находок времен далекого этрусского прошлого. Как гласит легенда, в январе 1507 года некий крестьянин из Кастеллины, копая яму для посадки винограда, обнаружил этрусское захоронение со множеством ценных предметов. Среди них оказалась посуда для вина и другие керамические изделия, использовавшиеся во время мероприятий, схожих с греческими симпосиями (послеобеденными винопитиями с чтением стихов, живой музыкой и прочими усладами для тела и духа). В отличие от Древней Греции и Рима, у этрусков на таких встречах присутствовали жены и прочие родственницы. Среди предметов обихода этрусских кьянтиджани (Chiantigiani, коренного населения Кьянти) были найдены канфары (чаши для питья на высокой ножке с двумя вертикальными округлыми ручками), выполненные в этрусской технике буккеро, и киафы (разливательные ложки или чаши для вина с одной ручкой). Канфары часто использовались в ритуальных обрядах в честь греческого бога виноделия Диониса (и этрусского бога виноделия Фуфлунса). Выставленные в музее Кастеллины канфары и киафы были изготовлены за пределами Кьянти, в более оседлых этрусских поселениях Кьюзи, Ортебелло и Популонии (два последних находятся на тосканском побережье).

В середине VII века до н. э. этрусская аристократия импортировала вина с греческих островов (в частности, с Киоса в восточной части Эгейского моря) и с берегов Турции. К концу того же столетия этруски сформировали и успешно развивали собственную культуру и индустрию виноделия. Они экспортировали свое изысканное вино и сосуды для него (выполненные в технике буккеро) по всему средиземноморскому региону, включая береговую и центральную Францию, Испанию, Грецию, Сирию и Египет. Хотя этруски переняли у греков традицию симпосиев и формы многих керамических сосудов, канфары и киафы, изготовленные в технике буккеро, прочно ассоциировались именно с Этрурией и копировались древнегреческими (и кельтскими) гончарами. На греческих керамических изделиях часто встречается изображение Диониса, держащего черную этрусскую канфару. Гончарные изделия и посуда для вина, выполненные в технике буккеро, обнаруживались в захоронениях и других местах обитания этрусков по всей территории Кьянти, в том числе на крутом холме Четамура в Гайоле (почти 700 метров над уровнем моря) на территории современного винодельческого хозяйства Badia a Coltibuono в регионе Кьянти Классико. Неизвестно, для какого вина этрусские Chiantigiani использовали свои канфары, киафы и другие керамические и бронзовые сосуды: для ввезенного или произведенного на собственной территории. Найденные на территории Четамуры археологические доказательства существования как дикорастущего (Vitis silvestris), так и культурного (Vitis vinifera) винограда датированы предположительно III веком до н. э. В 2014 году из колодца глубиной 32 метра было извлечено примерно 430 виноградных косточек, относящихся к шести культурным слоям (этрусским и римским). В раскопках принимала участие итальянская фирма, специализирующаяся на рытье колодцев, которую пригласила команда археологов из Флоридского государственного университета, Университета Северной Каролины в Эшвилле, Сиракузского университета и Нью-Йоркского университета, возглавляемая Нэнси Томсон де Груммонд. Многие косточки были найдены в сосудах, предположительно брошенных в колодец в качестве жертвоприношений. Рядом лежали монеты, лампады, суставные косточки животных (astragali), а также керамические и костяные амулеты для ритуальных гаданий, которые, видимо, проводились на этом возвышенном участке в восточной части Кьянти. Из того же колодца были извлечены этрусская керамическая амфора, глиняная посуда из двух граничащих с Кьянти этрусских городов Вольтерра и Ареццо и бронзовый этрусский ковш для вина, а также фрагмент сита. Из-за этих археологических находок, свидетельств религиозной и ремесленной деятельности, осуществляемой здесь при этрусках, римлянах и в период Средневековья, де Груммонд и ее команда окрестили это место «храмом этрусских ремесленников в Четамура-дель-Кьянти». В то время как наша книга отправлялась в печать, ученые собирались исследовать ДНК, извлеченную из найденных в Четамуре виноградных косточек, для определения их сортовой принадлежности. Интересно было узнать, окажутся ли они «родственниками» санджовезе, главного сорта винограда Кьянти.

Когда думаешь о том, сколько дорог проложили этруски по территории Кьянти, возникает вопрос, транспортировалось ли вино отсюда в прилегающие этрусские города. Есть доказательства, что этрусское поселение в Пизе возле устья реки Арно служило хранилищем сельскохозяйственной продукции (возможно, включая вино), которую в дальнейшем сплавляли из долины вниз по течению. Известно, что, в отличие от греков и переселенцев из Греции в южной части Италии и на Сицилии, формировавших виноградную лозу либо способом alberello (альберелло, гобеле), либо низкой обрезкой с опорой на колья, этруски «женили» лозу с деревом (как правило, с вязом, кленом или тополем). Говоря о вине и винограднике, они использовали слова италийского происхождения (vinum и vina соответственно), но у них было и собственное слово – ataison – для обозначения этого местного способа формирования лозы. Со Средних веков и до середины XX столетия испольщики в Кьянти применяли способ alberata или maritata: пускали виноградную лозу виться по стволу и веткам дерева. Интересно, знали ли сами крестьяне, что корни этой традиции уходят глубоко в этрусские слои их родной земли?

Кьянти оставался сельским предместьем для окружавших его этрусских городов. Характер скромных этрусских захоронений в этой местности говорит о том, что еще во второй половине VII века до н.э. здесь селились небольшие семьи, выращивали виноград, оливки, грецкие орехи и бобовые культуры. Учитывая такие местные особенности, как лесистые склоны и каменистая почва, можно предположить, что ведение сельского хозяйства в этом регионе наверняка было сопряжено с большими сложностями, чем на равнинах и в долинах к западу от реки Эльса или на мягких глинистых почвах к югу от реки Арбия. О том, что на территории древнего Кьянти велось сельское хозяйство, свидетельствуют лишь фрагменты бронзовых и железных этрусских орудий для земледелия среди экспонатов археологического музея в Кастеллине. Виноградные косточки, извлеченные археологами из водоносных слоев в ритуальном колодце в Четамуре, обещают пролить свет на некоторые загадки винодельческого прошлого этого региона. Задолго до появления здесь контролируемых зон производства вина этруски использовали естественные ориентиры для разграничения городских и сельских регионов: горы, долины, водные пути и леса. По словам римского историка Варро, они разработали свою топографическую систему, включавшую «стороны света: север, юг, восток и запад». Они поклонялись многим богам, среди которых был Сельванс (обычно изображаемый в образе юноши) – защитник лесов и лесистых местностей Этрурии и хранитель их границ. Быть может, если бы в последующие столетия виноградари аутентичного Кьянти чуть больше почитали свое древнее лесное божество, им удалось бы с его помощью отстоять свои границы!

Коммуны и замки

После расцвета и падения Древнего Рима на территорию Тосканы пришли племена с северной части Альп, в том числе остготы (остроготы) и лангобарды (ломбарды). Этрурия и ее развитая культура виноделия были погребены под развалинами и слоем пыли. В числе жертв оказались и этрусские города Фьезоле и Кьюзи. К 800 году франкский король Карл Великий освободил эти земли от лангобардов и рукой папы римского был коронован великим римским императором. За Карлом Великим последовала вереница германских и франкских королей, соперничавших за императорскую корону и гегемонию на итальянских землях. На протяжении последующих столетий Тоскану обуревали вытекавшие из этого соперничества конфликты между империей и папским престолом.

Тем временем Флоренция и Сиена вместе с десятками других городов и коммун (comuni – мн. от comune) центральной и северной Италии превратились в активные центры торговли и капитала (финансового, политического и культурного). Процесс урбанизации (inurbamento) значительно изменил взаимоотношения Флоренции с окружавшими ее подконтрольными сельскими территориями (contado). В обоих городах существовали сильные группировки приверженцев как папских, так и имперских интересов. Флоренция в конечном счете заняла сторону поддерживавших папу гвельфов (ради достижения большей политической автономии и выгодного банковского сотрудничества с папой римским), тогда как Сиена объединилась со сторонниками империи под знаменем гибеллинов. Феодалы из лангобардов (включая клан Риказоли-Фиридольфи) c замками на территории Кьянти чаще всего тоже относили себя к гибеллинам и за верную службу германским королям получали в награду новые территории и расширение юридических и финансовых полномочий в своих поместьях на территории Кьянти. Феодальные кланы укрепляли свои замки и владения, включая деревни на вершинах холмов; этот процесс носил название incastellamento. В то же время усиливала свои связи с Кьянти и Флоренция: реформистски настроенные религиозные ордены, такие как валломброзианский, начали строить в сельской местности свои монастыри, где искали уединения и возможности заниматься доходной сельскохозяйственной деятельностью. К концу XI века в коммуне Таварнелле-Вальди-Пеза появился монастырь Пассиньяно, а в Гайоле – Кольтибуо, но Флоренция и Сиена, стремясь обезопасить свои торговые и продовольственные пути, пытались усилить контроль над своими окрестностями (лат. – ager). Поскольку оба города вознамерились превратиться в города-государства (лат. – civitas), конфликт между ними был неизбежен. Их полем битвы стал Кьянти.

Прежде чем вступать в открытый бой, Флоренция и Сиена задались целью подчинить себе феодальные семейства, контролирующие соответствующие contadi (мн. от contado). Это была битва коммуны против замка. Для Флоренции такая цель подразумевала победу над кланом Риказоли-Фиридольфи, владевшим, по некоторым подсчетам, пятнадцатью замками на территории Кьянти, от Бролио в Гайоле до Панцано в самом сердце региона. В захватывающей истории Флоренции, написанной в XVI веке Сципионом Аммирато, клан Риказоли назван древним «padrona d’una gran parte del hianti» (владельцем значительной части Кьянти). Одно из ранних графических изображений этой местности обнаружено на гравюре 1584 года у основания генеалогического древа Риказоли. Мы видим вооруженных всадников в доспехах, мчащихся либо в бой, либо на зверя (война и охота – два самых древних способа времяпрепровождения на территории Кьянти). На востоке за горами Кьянти, тянущимися до Флоренции, несет свои воды Арно, а река Масселлоне пересекает Гайоле прямо по центру. Холмистый пейзаж усеян часовнями и стройными рядами кипарисов. На заднем плане виднеются городские стены Сиены. Это панорама замков Риказоли и укрепленных поселений, тоже ставших легендами в истории Кьянти Классико: Кольтибуоно, Монтегроссолини (Монтегросси), М. Ринальди (Монтеринальди), Бролио, Каккьяно, Мелето, Гайоле, С. Сано (Сан-Сано), Сельволе, Вертине, Ама, Рьетине, Радда и Панцано. Согласно более поздним историческим источникам, самый влиятельный клан Кьянти также владел замками в верхней части долины реки Арно и замком Монтефикалли (Монтефьорале) в Греве. Описывая историю завоевания Кьянти Флоренцией, Аммирато называет Греве «villagio al principio della provincia del Chianti» (деревней в начале провинции Кьянти). В XII веке Флорентийская республика подчинила себе Риказоли-Фиридольфи и другие феодальные кланы Кьянти. Замок Бролио (пятиугольные бастионы которого угадываются на генеалогическом древе Риказоли) оставался последним форпостом этой семьи на севере от Сиены. Он сдался Флоренции в 1176 году. В 1197 году она наконец захватила крепость Монтегросси – первоначальный оплот семьи Фиридольфи. С того момента клан Риказоли-Фиридольфи и его укрепленные замки волей-неволей стали частью линии обороны Флоренции против Сиены.

К 1203 году Флоренция успешно оспаривала растущее территориальное влияние Сиены, подчинившей себе городок Монтальчино на юге. Флорентийцы продолжили расширять свои границы в Кьянти, а Сиена тем временем приступила к захвату очередного важного южного соседа – Монтепульчано. Окончательную победу в споре о Кьянти в итоге одержали флорентийцы. В июне 1203 года подеста (глава администрации) Поджибонси вместе с собранием епископов и наиболее влиятельных горожан арбитражным решением присудил Флоренции контроль над Кьянти. Это решение известно как Lodo di Poggibonsi (Решение Поджибонси). Сиенцы оспаривали его более 350 лет, вплоть до 1555 года, когда Сиенская республика была аннексирована Флорентийским герцогством. Каждые несколько десятилетий городские солдаты и наемники Сиены (и ее имперских союзников) нападали на сельские районы Кьянти, разрушая замки и уничтожая виноградники. (Вот это действительно неурожайные годы!) В ответ флорентийцы создали сеть вооруженных лиг (leghe – мн. от lega), чтобы обеспечить защиту завоеванных владений по всем направлениям. Численность каждой лиги зависела от масштаба сложностей, с которыми ей предстояло столкнуться на своем участке границы. Около 1306 года зародилась Лига Кьянти. Она вобрала в себя три больших города – Кастеллину, Радду и Гайоле – и почти семьдесят окружавших их деревень и поселений. Штаб Лиги располагался в Радде, а эмблемой стал gallo nero (черный петух), символизирующий бдительность. В 1384 году территория Лиги Кьянти простиралась от замка Стаджиа на западе (возле Поджибонси) до приходских церквей в горах Кьянти на востоке (с видом на верхнюю долину Арно). Северная граница шла по южному берегу Пезы, далее по южному краю Греве и нескольких близлежащих деревень, включая Панцано и Ламоле, входивших в территорию Лиги Валь-ди-Греве. Во время арагонских набегов на Кьянти в период с 1478 по 1487 год Флорентийская республика назначила Пьерджованни Риказоли comissario (специальным уполномоченным) и подеста сразу двух Лиг, Кьянти и Валь-ди-Греве. Своим решением о предоставлении таких полномочий на военное время Флоренция, по сути, объединила Кьянти и Вальди-Греве в одну территорию под защитой Риказоли (и знаменем «черного петуха»). Со временем долина реки Греве естественным образом вошла в состав винодельческого региона Кьянти. Наверняка Пьерджованни Риказоли и его рыцари из Лиги Кьянти не удивились бы такому развитию событий.

В 1384 году Лига Кьянти приняла официальный устав (statuto) для саморегуляции. Его положения касались в первую очередь военных и гражданских вопросов, входивших в компетенцию Лиги. В 1444 году устав был дополнен статьей под названием «Della vendemia» («Об урожае»), которая вводила запрет на сбор урожая на территории Лиги до 29 сентября (дня святого Михаила) каждого года. Признавая трудности, которые могли бы побудить крестьян поторопиться со сбором урожая, не дожидаясь полного созревания ягод, статья тем не менее недвусмысленно запрещала делать это по причине «огромного ущерба для Лиги в том случае, если вино получится низкого качества и не сможет быть продано». Кроме того, на протяжении всего сентября владельцам собак надлежало держать их на привязи. Нарушение предписаний устава каралось денежным штрафом в пользу Лиги (при этом четверть суммы штрафа причиталась доносчику). В конце XV века Микеланджело Таналья, один из бывших подеста Лиги Кьянти, написал поучительное стихотворение под заголовком «De agricultura», в котором советовал читателям:

На открытых холмах без устали
Высаживать лозу лучшего качества
И ухаживать за растением Бахуса.

Он называл виноград, выращиваемый для создания вина, самой прибыльной культурой. В том же стихотворении (написанном на тосканском диалекте) подробно описываются сорта винограда и даются рекомендации по виноградарству и виноделию. Лига относилась к своему кьянти со всей серьезностью!

В период с начала XIV века и до роспуска Лиги в 1774 году ее границы претерпевали небольшие изменения по мере включения или исключения тех или иных поселений и приходов. После административной реформы 1774 года города Кастеллина, Радда и Гайоле были объединены с potesteria (территорией) Греве в викариат со столицей в Радде. В июле 1773 года великий герцог Пьетро Леопольдо (из Габсбургов) лично совершил поездку по Кьянти, во время которой записывал свои наблюдения в путевой журнал. Он описал «il Chianti» как обширную область между Флоренцией и Сиеной. По словам великого герцога, Кьянти представлял собой «tutta montagna» (сплошные горы), граничил с «Флоренцией, Чертальдо и С. Кашано, а также Вальдарно-ди-Сопра и Сиеной» и включал в себя «викариат Радды и потестерию Греве». Он писал, что «самой проезжей дорогой Кьянти» была та, что шла «из Флоренции через Греве и Панцано в Кастеллину». Стоит отметить, что карта «vicariato di Radda», составленная Фердинандо Мороцци в 1781 году, выглядит так, словно могла бы быть картой первого консорциума виноделов Кьянти, созданного в 1924 году. Некоторые категоричные tradizionalisti (традиционалисты) XX века приравнивали исторические границы средневековой Лиги Кьянти к границам винодельческой зоны Кьянти. Однако история этой земли как винодельческого региона не началась и не закончилась Лигой Кьянти.

La Vite Nuova

За долгие столетия после заката этрусской и римской цивилизаций культура выращивания лозы (vite) на землях Этрурии зачахла. Параллельно с развитием тосканских городов, в XIII и XIV веках превратившихся в торговые, финансовые и промышленные центры, восстанавливалось и сельское хозяйство. В отличие от остальной части Европы начало возрождению (rinascita) в Тоскане положено еще в Средневековье. Активно возрождались городские рынки и сельские поля. Фундаментом этого процесса стала богатая культура торговли и договорных отношений, а также творчество местных поэтов и художников. Флоренция наладила тесные связи с деревней, кормившей ее мясом, зерном, овощами, фруктами и вином. Горожане (cittadini), от знати до ремесленников, стремительно раскупали земли за городом, чтобы гарантировать себе постоянный источник продовольствия и надежно вложить свои золотые флорины. Приобретение земли в контадо обеспечивало жителям города большую экономическую самодостаточность, а также даровало им социальный капитал, некогда доступный лишь знатным землевладельцам. В пределах городских стен Флоренции и Сиены монахи и фермеры ухаживали за огороженными садами. Память о них запечатлена в названиях городских улиц и парков, включающих слово «vigna» (виноградник). На таких виноградниках в пределах городских стен (а также сразу за ними) выращивался либо исключительно виноград, либо дополнительные культуры, в частности оливы и плодовые деревья (vinea cum arboribus). В стесненных городских условиях виноградные лозы, низко обрезанные или сформированные на перголе, приходилось располагать очень плотно.

В начале XIV века монахи и флорентийские землевладельцы начали засаживать виноградниками равнины и холмы вокруг города. Помимо того, что оно было важной частью дневного рациона (в качестве companatico, дополнения к хлебу), в Средние века вино приобрело также литургическую и медицинскую значимость. До эпидемии бубонной чумы (так называемой черной смерти) 1348 года во Флоренции проживало, по некоторым подсчетам, от 90 до 100 тысяч человек. Это был один из пяти самых густонаселенных городов Европы. Окружали его сельскохозяйственные угодья, включая Кьянти, и земледельцы выбивались из сил, чтобы обеспечить город самым жизненно важным продуктом – зерном. Флоренции приходилось ежегодно импортировать зерно в эквиваленте семимесячного запаса. Местный рынок вина тоже был достаточно насыщенным. В 1266 году была основана флорентийская гильдия виноторговцев (Arte dei Vinattieri). Закупая вино для горожан, виноторговцы работали с сетью агентов (mediatori) по всей сельской местности, даже в таких отдаленных районах контадо, как Кьянти. Согласно некоторым данным в 1280 году жители Флоренции выпили 23,7 миллиона литров вина. В XIV веке ежегодное его потребление на душу населения варьировалось от 220 до 260 литров. Каждый доставленный во Флоренцию бочонок кьянти облагался пошлиной (gabelle – мн. от gabella), введенной Флорентийской республикой на вино, которое ввозилось в город и продавалось в его стенах. Пошлиной облагались также другие важные товары, такие как зерно, мясо, масло и соль. Пошлины (шедшие на финансирование процентов по накапливающемуся государственному долгу республики) периодически росли, но тяга флорентийцев к вину от этого не ослабевала.

Богатые горожане, имевшие классическое образование, приобретали землю в пригороде и пользовались услугами правоведов (гражданских и церковных) и нотариусов, чтобы восстановить винодельческую культуру, утраченную вместе с падением римской цивилизации. В Италии возрождение античных ценностей началось не в XIII и XIV веках, на которые пришелся Флорентийский Ренессанс, а гораздо раньше – когда средневековые адвокаты и церковники восстанавливали римское право. Благодаря знанию латыни они получили доступ к древнеримским текстам, включая эпические произведения Вергилия, риторику Цицерона и трактаты Колумеллы о сельском хозяйстве.

Тосканский поэт и гуманист XIV века Петрарка писал труды как на латыни, так и на тосканском. Римская идеология сельского хозяйства представлялась ему высокоэтичным занятием: он собственноручно ухаживал за виноградными лозами, плодовыми деревьями, овощами и травами в своем огороде. Его личная библиотека включала в себя бесценную коллекцию работ Вергилия. В 1339–1340 годах он поручил сиенскому мастеру Симоне Мартини оформить фронтиспис его книги. Иллюстрация должна была отсылать читателя к трем знаменательным работам Вергилия: «Буколикам», «Георгикам» и «Энеиде». В нижнем левом углу фронтисписа изображен трудящийся виноградарь, символизирующий «Георгики» – дидактическую поэму, превозносящую достоинства сельского хозяйства. В первой книге «Георгик» Вергилий обещает рассказать читателю, как «поженить лозу с вязом», однако тот виноградарь, которого нарисовал Мартини, подрезает отдельно растущую лозу, сформированную способом альберелло. Такие лозы до сих пор встречаются в Кьянти на высоких холмах Руффоли, Казоле и Ламоле, откуда открывается вид на Валь-ди-Греве и Панцано. В отличие от вьющихся по деревьям лоз из «Георгик» Вергилия, отдельно растущие лозы с рисунка Мартини на фронтисписе труда Петрарки предполагают более серьезное отношение к виноградарству, которое сиенский художник, скорее всего, наблюдал либо на холмах и горах в Кьянти к северу от своего родного города, либо в Авиньоне, где работал по поручению папского двора (и над обложкой для Петрарки) в 1330-х годах.

Флорентийские купцы ездили по делам на север и могли наблюдать, как развивается виноделие по ту сторону Альп, во Франции. Со Средних веков торговые банки Флоренции и других тосканских городов были хорошо представлены на Шампанских ярмарках, а позднее также в Брюгге и Лионе. На этих ярмарках тосканские банки участвовали в разного рода коммерческих и финансовых сделках помимо торговли вином и другими продовольственными товарами. Одним из первых итальянцев, описавших винодельческие регионы Франции, был монах-францисканец Салимбене. В своих «Хрониках», датируемых XIII веком, он с удивлением рассказывал о том, что все холмы и долины Осера покрыты виноградниками. Добавлял, что крестьяне в этом регионе Бургундии «не сеют и не жнут, и нет у них ни склада, ни сарая, они отправляют вино в Париж по ближайшей реке и продают его по достойной цене». Иными словами, Салимбене (прежде жившего в Лукке, Сиене и Пизе в Тоскане) поражал тот факт, что экономика Осера поддерживала монокультурное виноградарство. Любой тосканский или ломбардский купец, посещавший Шампанские ярмарки, удивился бы не меньше, ведь ни один город в Тоскане или Ломбардии (или где-либо еще в континентальной Италии) не жил за счет торговли сельскохозяйственной продукцией «подобно винным портам и городам Франции: Руану и Ля-Рошели, Бордо, Лио ну, Осеру и Бону».

Симон Мартини, фронтиспис книги Вергилия © Общественное достояние

Летом 1348 года, сразу после банкротства двух самых влиятельных банкиров Флоренции (Барди и Перуцци) и неурожая двух предыдущих лет, бубонная чума выкосила примерно половину населения города. В результате значительно сократилась потребность города в зерне. Что любопытно, именно в этот период начался самый интенсивный экономический рост Флоренции, продлившийся до конца XV века. В следующие десятилетия сельское хозяйство в прилегающих к городу районах стало более разнообразным (а по некоторым меркам и более эффективным). Площадь виноградников в отдельных регионах занимала более 30 процентов возделываемых земель. Виноград, оливковые и фиговые деревья на сельских территориях вроде Кьянти все чаще стали высаживать «с большим соответствием их природе». По сравнению с XIII веком и первой половиной XIV века площадь монокультурных виноградников на территории флорентийского контадо сократилась в пользу набирающих популярность смешанных посадок (coltivazione consociata) из виноградных лоз, растущих с опорой на дерево, и других кустарниковых культур (что сокращало издержки собственника, избавляя его от необходимости заготавливать колышки и оплачивать труд рабочих для ручного формирования лозы). Из-за сокращения численности населения вследствие эпидемии чумы (особенно в регионах наподобие Кьянти, которые и до этого не были густонаселенными) флорентийские землевладельцы объединяли свои загородные владения в фермы (poderi – мн. от podere) и сдавали их в аренду крестьянским семьям. Этот процесс назывался appoderamento. В отличие от виноградарей Осера, о которых писал Салимбене, фермеры Кьянти были вынуждены сеять и жать свои злаки, а также ухаживать за собственным виноградом и оливковыми деревьями и собирать урожай. В их распоряжении не было судоходной реки, дающей возможность отправлять вина сразу на рынок «дешево и без лишней тряски» (по реке Арно суда ходили только ниже по течению, от Флоренции до Пизы). То небольшое количество вина из Кьянти, которое все-таки достигало флорентийского рынка, перевозилось в бочках на запряженных быками или мулами телегах по долинам и крутым холмам. Стоимость сухопутной транспортировки вина, скажем, из Валь-ди-Греве (это всего в 26 километрах от Флоренции), по некоторым подсчетам, добавляла 25 процентов к его цене. Однако вопреки многочисленным сложностям к концу XIV века, когда цены на вино ощутимо выросли, кьянти уже завоевало себе имя на флорентийском рынке. Первое известное упоминание о нем – это запись во флорентийской счетной книге, сделанная 16 декабря 1398 года известным купцом из Прато Франческо ди Марко Датини. Как явствует из записи, он заключил сделку, организованную его нотариусом Сером Лапо Маццеи (предком Маццеи из Castello di Fonterutoli в Кастеллине), на покупку шести бочек (barili) «vino biancho di Chianti» («белого вина из Кьянти»; один barile во Флоренции начала XV века был эквивалентен 46 литрам). В письме от 1401 года Маццеи также упоминал «вино из Ламоле в Валь-ди-Греве, которое в скором времени станет хорошим красным вином». Хотя самые первые упоминания о винах из Кьянти по иронии судьбы связаны с белым вином, слова Сера Лапо о красных винах из Ламоле вполне могли бы выйти из-под пера современного автора, рассказывающего о каком-нибудь тонком вине «Кьянти Классико».

Чтобы предложить своим гражданам более пропорциональную систему взимания налогов (включая введение принудительных процентных займов для финансирования государственного долга, называемого Monte), Флорентийская республика в 1427 году разработала классификацию вин из своих пригородов (subborghi), контадо (графств) и внешних регионов (distretto). По новому налоговому цензу (Catasto) и горожане, и contadini (жители контадо) должны были сообщать стоимость своего налогооблагаемого имущества (на основании рентабельности инвестиций в недвижимость и справедливой рыночной стоимости движимых активов). Что касается налогообложения «ликвидного имущества», то в этой части Catasto устанавливал референтные значения для сельскохозяйственной продукции, в том числе вина. На их основе также рассчитывалась выручка от сельскохозяйственных угодий. В каком-то смысле налоговый ценз 1427 года можно было бы назвать Классификацией 1427 года. Не перечисляя конкретных винодельческих хозяйств и не составляя их рейтинга (как это было сделано в Классификации Бордо 1855 года), флорентийский Catasto установил перечень тарифов на вино из 106 винодельческих регионов, представляющих большую часть современной Тосканы (за исключением Сиены, Лукки и Масса-Каррары). Тарифы определялись согласно «сложившейся репутации различных зон производства», хотя в некоторых случаях присвоенные референтные значения расходились с фактической рыночной стоимостью. Среди наиболее высоко оцененных оказались вина из нескольких регионов в верхней долине Арно (таких как Галатрона), затем из «Chianti et tucta la provincia» (Кьянти и всей его провинции), Панцано, Бадия-а-Монтемуро (это высокогорная деревушка к северу от Радды на склонах горы Сан-Микеле) и «Valdirubbiana» (долина Эмы вблизи современной деревушки Сан-Поло в северо-восточном углу зоны Кьянти Классико), за которыми следовали вина Луколены и Мерката-ле-а-Греве. Иными словами, для составителей Catasto 1427 года вина из Кьянти и всей его провинции к северу от Сиены и далее на север в сторону Панцано, гор Кьянти, верхней части долины Греве и долины Эмы ценились на вес тех флоринов, за которые продавались.

Хотя налоговый ценз 1427 года не уточнял конкретных географических границ «Кьянти и всей его провинции», анализ ряда других перечисленных в нем топонимов указывает на то, что в начале XV века Кьянти по-прежнему приравнивался к домену Лиги Кьянти. Тем не менее формулировка «и всей его провинции» предполагает более обширное его видение как винодельческого региона. Если верить перечню тарифов в налоговом цензе, все вина из долин рек Арбиа, Греве и Пеза между Флоренцией и Сиеной ценились высоко. Поэтому неудивительно, что присущие этому региону географические и геологические условия (крутые склоны с бедной и каменистой почвой) стали в целом ассоциироваться с той ценной территорией, за которую Флорентийская республика сражалась сначала с феодальным кланом Риказоли-Фиридольфи, а затем с Сиенской республикой. Речь, конечно же, о Кьянти.

Золотая середина

Возрождая интерес к трактатам о сельском хозяйстве античных авторов, таких как Като Старший, Плиний Старший и Вергилий, флорентийские гуманисты одновременно восстанавливали аграрные принципы Древнего Рима – и в букве, и в духе. Когда на смену Римской республике пришла Римская империя, лидеры Древнего Рима стали сторонниками принципа «сельскохозяйственного умиротворения и поиска золотой середины, aurea mediocritas». После превращения Флоренции из республики в княжество правящие династии тоже обратили свои взоры в сторону агрономии. Козимо Медичи, например, в первой половине XV века любил почитать книги и поработать в саду на своей загородной вилле. К концу того же столетия его внук Лоренцо Медичи (который, правда, не подрезал виноград и не прививал плодовые деревья по примеру своего деда) в своих литературных творениях восхищался «красотами тосканской природы и ее щедрыми дарами». Помимо обретения покоя в своих загородных садах, флорентийские землевладельцы и церковники закладывали основы сельскохозяйственной стабильности, закрепляя на территории государства систему испольной аренды, которая называлась здесь mezzadria. Богатый опыт работы с контрактами и ведения финансовой бухгалтерии пригодился им в управлении сельскохозяйственными угодьями. Землевладелец заключал срочный или бессрочный договор аренды с крестьянской семьей, оговаривая фиксированный размер оплаты (деньгами или натуральным продуктом). Постепенно загородные пустыри и поросшие лесом участки превратились в засаженные сельскохозяйственными культурами поля и огороды. В середине XIII века система арендного землепользования (mezzadria) распространилась на окрестности не только Флоренции, но и Сиены. В том числе и на Кьянти. Самые первые контракты с испольщиками на его территории появились в Радде, Греве и Кастеллине в 1200-х годах. Все больше флорентийских землевладельцев заключали с крестьянами-испольщиками (mezzadri – мн. от mezzadro) срочные договоры аренды, передавая им в пользование свои каменистые угодья и скудные земли. Согласно условиям контракта padrone (землевладелец) и mezzadro должны были делить годовой урожай поровну (само слово «mezzadria» произошло от «mezzo», т. е. «половина»). Как правило, перед началом сезона землевладелец вкладывал в хозяйство некий оборотный капитал, который шел на быков, навоз, деревянные колышки или инструменты, а затем вычитал половину этой суммы (без процентов) из доли арендатора. На каждой из своих ферм владелец оплачивал строительство или расширение жилого дома (casa colonica), в котором размещалась семья арендатора. Обычно это была каменная постройка, помимо жилых помещений включавшая в себя резервуар для воды, конюшню, печь и винный погреб. Система испольной аренды, при которой сам арендатор был заинтересован в эффективном и продуктивном использовании земли, требовала меньшего контроля и участия со стороны жившего удаленно собственника. Система mezzadria в общественном сознании, как правило, ассоциируется со смешанным земледелием, однако на начальных этапах ее становления, в Средние века, контракт землевладельца с арендатором оговаривал интенсивное возделывание монокультурных виноградников с плотными рядами лоз, сформированных с опорой на деревянные колья. Пункты контракта закрепляли подробные требования к систематизации старых виноградников и посадке новых (при этом непосредственный уход за лозой, т. е. conduzione diretta, часто планировал осуществлять сам землевладелец вместе с наемными работниками). Плодовые деревья и злаки выращивали отдельно от виноградников. К эпохе Возрождения традиция монокультурного виноградарства во многих районах уступила место смешанным посадкам, т. е. coltura promiscua (ряды деревьев, служивших опорой для виноградной лозы, перемежались с рядами злаков, олив, плодовых деревьев, в том числе тутовых, и травянистых растений, таких как бобовые). С учетом того что семья арендаторов должна была кормить себя сама, такая форма ведения хозяйства практически полностью удовлетворяла все ее нужды. Разнообразие выращиваемых испольщиками культур также обеспечивало продовольствием семью землевладельца, гарантируя сбалансированный источник сельскохозяйственной продукции и дохода. За исключением отдельных участков Кьянти (включая террасные виноградники на высоких холмах Ламоле и других возвышенных местностях в верхних долинах Пезы, Греве и Арно) и личных виноградников землевладельцев (vigna padronale), плотные ряды низких лоз с опорой на колья – и монокультурное виноградарство – практически исчезли с ландшафта центральной Тосканы и вернулись лишь в последней четверти XX века.

Хотя история развития системы mezzadria на тосканских землях неоднородна, со временем она превратилась в устойчивый институт и царила в регионе на протяжении более шести столетий. Приобретая дополнительные земли, флорентийцы консолидировали их в более крупные хозяйства. Первоначально контракты аренды заключались на срок от трех до пяти лет с правом продления по желанию землевладельца. Постепенно при участии бесчисленных адвокатов и нотариусов выработалась стандартная форма годичного возобновляемого договора, к которому можно было прилагать patti aggiuntivi (дополнительные соглашения), требующие от семьи арендатора выполнения иных услуг или поставки иных продуктов, не предусмотренных стандартным договором (например, выкопать определенное количество траншей для посадки винограда и оливковых деревьев, доставлять урожай землевладельцу на дом или на рынок, «преподносить» каплунов, яйца или определенные продукты из своего огорода). Такое дополнительное соглашение часто выступало обязательным условием продления договора аренды (и разрешения на проживание в фермерском доме). Оборотный капитал, авансом вложенный землевладельцем, тоже существенно обременял долгом семьи издольщиков, значительно перевешивая их активы по окончании года. (Система двойной бухгалтерии, отточенная до совершенства флорентийскими торговыми банками в Средние века, сослужила им службу и в деревне.) А вот крестьянин-испольщик, в отличие от своего ушлого контрагента во Флоренции, был безграмотным, необразованным, поэтому не мог на равных отстаивать свои права и был вынужден соглашаться на кабальные условия договора. С конца XVI века землевладельцы начали объединять отдельные poderi (фермы) в поместья (fattorie – мн. от fattoria). Землевладелец из Флоренции (или промежуточный арендатор с фиксированным сроком аренды) нанимал управляющего (fattore), который жил на территории поместья, следил за делами на многочисленных фермах и взаимодействовал с семьями крестьян-испольщиков. Фатторе во всех смыслах правил железной рукой от имени своего падроне. В конечном итоге испольщики были поставлены в такие условия, что могли лишь балансировать на грани выживания. О полном самообеспечении речи уже не шло. И, хотя фатторе совершенствовал методы управления поместьем и стремился к повышению качества производимого на фермах вина, система mezzadria, по сути, сократила возможности для внедрения инноваций в сельское хозяйство. Во многих современных винодельческих хозяйствах Кьянти Классико до сих пор сохранились гроссбухи управляющих (с мелко исписанными страницами дебетов и кредитов) и цветные кадастровые карты (cabrei – мн. от cabreo) поместий, заказанные их владельцами. Теперь лишь они напоминают о когда-то существовавшем здесь многовековом институте испольной аренды, ныне называемом mezzadria classica toscana.

Если флорентийцы придавали договорам такое значение во всех коммерческих и личных делах, то почему землевладельцы не использовали свои навыки ведения торгов и переговоров и не изменили контракты с арендаторами-испольщиками таким образом, чтобы заставить их выращивать монокультурные виноградники и получать более качественное сырье для вина? Почему система изменилась только в середине XX века? Ведь еще в начале XVII века, когда Флоренция утратила положение крупнейшего центра торговли и финансов, флорентийцы поняли, что их главное богатство – сельское хозяйство, а после него – его плоды (и прежде всего виноград). Уже тогда были написаны десятки умнейших научных работ по агрономии, но почему дворяне не стали фермерами-джентльменами, почему городская знать не захотела самостоятельно заниматься сельским хозяйством (как это было во Франции в XVI и XVIII веках)? Уважаемый английский агроном Артур Янг, приехав в конце XVIII века на выставку естествознания во флорентийский музей, был поражен тем, что не нашел там «зала сельского хозяйства и коллекции механизмов, имеющих отношение к этому главнейшему из искусств». Хотя флорентийцы осознавали и уже с середины XVIII века обсуждали недостатки системы mezzadria и coltura promiscua с позиции виноделия (и прогресса в сельском хозяйстве в целом), землевладельцы Тосканы (и Кьянти) искренне верили, что придумали и довели до совершенства систему, идеальную с точки зрения баланса капитала и труда в своей деревне (особенно на фоне нищего села на юге Италии и на Сицилии). Их стойкая приверженность этой системе имела глубокие культурные корни.

Петрарка, в XIV веке восхищавшийся римскими текстами, воспевавшими деревенскую жизнь и работу на земле, таким образом маскировал свою подспудную убежденность в том, что сельское хозяйство уступает по степени величия «высоко почитаемым гуманитарным наукам». Хотя большую часть своей жизни он «играл в крестьянина» в своем саду, подобно многим флорентийцам (впрочем, и их римским предкам), он испытывал смешанные чувства к древнему и прикладному (т.е. техническому) искусству земледелия. В эпоху гуманизма поэты и банкиры флорентийского Возрождения почитали художников вроде Симоне Мартини и их scientia et doctrina (знания и ученость) – качества, отличающие гуманитарные науки от технических (таких как агрономия). Художник, скульптор или строитель во Флоренции эпохи Возрождения считался творцом, а не ремесленником. Фермер или виноградарь таким почетом не пользовался. Он оставался rustico (мужланом) из campagna (деревни). Чтобы понять фундаментальное различие между культурой виноделия в Бургундии и Тоскане на начало Проторенессанса, достаточно внимательно прислушаться к словам Петрарки. Среди многочисленных писем, которые он писал на протяжении жизни выдающимся политикам и мыслителям своего времени, есть адресованное папе Урбану V (написано в период 1366–1368 гг.). В этом письме он выступает с требованием вернуть папский престол из Авиньона обратно в вечный город – Рим. В своем настойчивом призыве Петрарка опровергает одно из выдвинутых папским двором возражений против возвращения:

«Против своей воли рассуждаю я сейчас о низменных материях, чуждых моему вкусу, но насущная потребность вынуждает меня. Я знаю, какова человеческая натура. Часто слышал, как говорят, будто в Италии нет таких вин, как в Бургундии. Вот уж позор и справедливая причина покинуть Италию! Но разве это не ребячество – хвастать несколькими кувшинами простого вина, сделанного на том или ином холме по другую сторону Альп, а потом воротить нос от богатства хороших вин, которыми преисполнена вся Италия?»

Две комнаты с видом

Флорентийская республика воспринимала Кьянти как дальний рубеж, который нужно было оборонять и контролировать. Для Сиенской республики он оставался сельской местностью, зелеными холмами, простиравшимися сразу за ее северными стенами. После проведения средневековой границы между флорентийским Кьянти (Chianti Fiorentino) и сиенским Кьянти (Chianti Senese) Сиене достался лишь небольшой кусочек земли в форме бабочки на месте современного Кастельнуово Берарденга. Эта граница символизировала не только географический, но и культурный раздел между землевладельцами флорентийского и сиенского Кьянти.

Политическое и культурное влияние Сиены достигло своего пика в первой половине XIV века. В конце XIII века Сиенская республика начала реализовывать ряд амбициозных строительных проектов. К 1310 году было завершено возведение новой городской ратуши Палаццо Публико на площади Пьяцца дель Кампо. В 1337 году, за год до начала строительства колокольни новой ратуши, управляющий Сиеной Совет Девяти поручил местному художнику Амброджо Лоренцетти написать цикл из трех фресок в зале заседаний (зале Девяти, Sala dei Nove) на втором этаже Палаццо. На восточной стене Лоренцетти написал свой идеал Сиены: город-государство, управляемый Мудростью и Справедливостью во имя Всеобщего Блага. Каждую из этих ценностей (наряду с рядом других общественных и религиозных добродетелей), а также Bene Comune (всеобщее благо) он воплотил в конкретных образах на северной фреске, которую называют «Аллегорией доброго правления». Но внимание зрителя привлекают не эти сложные символы и образы, а именно восточная фреска – «Плоды доброго правления». На ней мы видим панорамное изображение городского и сельского пейзажей с натуралистичными деталями и без религиозных образов. На левой стороне Лоренцетти написал свой идеальный город: здесь жизнь бьет ключом, процветают культура и торговля. Со стороны деревни к городу приближаются крестьяне, ведущие нагруженных тюками сырой шерсти и вязанками дров мулов. Они подходят к анфиладе мастерских, обрамляющей главную площадь. В первой лавке торгуют вином из бочки; за ней расположен зал, в котором студенты внимательно слушают лекцию своего преподавателя. На переднем плане городской части фрески девять девушек водят хороводы и хлопают в ладоши, а десятая аккомпанирует им на бубне. В сторону Сиенского собора (колокольня которого, отделанная полосами белого и зеленовато-черного мрамора, виднеется на заднем плане) верхом на лошадях едет свадебная процессия. На среднем плане рабочие на крыше окруженного строительными лесами большого здания продолжают застраивать город. В правой части восточной фрески Лоренцетти изобразил пригород Сиены, где процветают культура и сельское хозяйство. В центре этой части фрески мы видим городскую стену из красного кирпича и высокие ворота, имеющие целью разделять, но в данном случае объединяющие коммуну (comune), т. е. город, и ее загородные владения (contado). Над городскими воротами изображена волчица, вскармливающая двух младенцев, Сения (сына Рема, одного из близнецов – основателей древнего Рима) и Аския, мифологических основателей Сиены. По этой причине считается, что на фреске изображены южные ворота города, называемые Порта Романа. По сельской дороге в обоих направлениях тянется вереница крестьян, охотников и пилигримов (вместе с животными). Они свободно перемещаются между городом и деревней. На переднем плане к городской стене примыкает холм, с вершины которого спускается плотно посаженный виноградник. В заднем углу, где стена встречается с краем городских ворот, растут два оливковых дерева. Сформированные способом альберелло виноградные лозы опираются на невысокие одиночные колышки (canne). Четверо охотников с арбалетами и один стоящий на страже выслеживают в винограднике птиц, устроившихся в густой зелени, чтобы полакомиться спелыми ягодами. По другую сторону дороги расположен еще один виноградник, посаженный плотными параллельными рядами поперек склона (по системе girapoggio), чтобы почва не разрушалась потоками дождевой воды. Зрителю открывается панорама окружающей Сиену сельской местности – от зеленых холмов Кьянти (на севере) до серовато-бежевых глинистых склонов (на юге), называемых Крете Сенези (сиенские глины).

Холмы Кьянти на фресках Лоренцетти покрыты лоскутным одеялом аккуратных, обрамленных деревьями виноградников и полей, разделенных живыми изгородями. Внизу на равнинах горчичного цвета крестьяне одновременно сеют и жнут злаковые культуры, что символизирует полный сельскохозяйственный цикл. Вдалеке виднеются дома крестьян, виллы и замки. Возле виллы с двумя зубчатыми башнями к северо-востоку от Порта Романа растет дерево, увитое виноградными лозами с крупными листьями. Так выглядело средневековое поместье в сиенском Кьянти. Протекающая к востоку от города река – это, скорее всего, Арбия, берущая начало в Кьянти севернее Кастеллины. Сиенский художник и философ Лоренцетти оставил миру живописный (хоть и идеализированный) образ сельских окрестностей своего города, включая холмы Кьянти на северных подступах к нему. Не остается никаких сомнений в том, что до укоренения института испольной аренды на загородных землях между Флоренцией и Сиеной в Кьянти существовали монокультурные виноградники. И сельское хозяйство на фресках Лоренцетти находится на том же уровне развития, что и торговля.

Торговые банки Сиены действительно обратили свои взоры в сторону сельского хозяйства, после того как в конце XIII – начале XIV столетия потерпели крах их банковские империи. Возвращение самых влиятельных сиенских семей к земле привело к созданию класса «сельского дворянства», руководившего городом. Как свидетельствуют сиенские налоговые отчеты, с 1316 по 1320 год только трое из 120 торговцев и финансистов, состоявших на службе в Совете Девяти, не владели землей за пределами города. В тот же период стоимость загородных земель превышала стоимость городской недвижимости на всех экономических уровнях Сиены (в том числе среди ее художников). В свою очередь, во времена действия флорентийского налогового ценза 1427 года богатейшие городские семейства чаще вкладывали свое состояние в движимые активы, такие как инструменты государственного кредита, чем в недвижимость. Правящий класс Сиены, считая землю источником своего богатства в период «доброго правления», оказывал влияние на сиенские государственные институты и общественность, чтобы стимулировать развитие сельского хозяйства (хоть и в контексте системы mezzadria). Возможно, это поможет понять, почему выдающиеся землевладельцы сиенского Кьянти, такие как кланы дель Тайя, Бьянки Бандинелли и Бинди Сергарди, активно управляли своими поместьями и экспортировали свое кьянти уже в начале XVIII века (раньше многих флорентийских землевладельцев с равными по размеру поместьями в Кьянти).

В 1348 году, через 8 лет после окончания работы над фресками в Зале Девяти, Лоренцетти, его жена, трое их дочерей (и его старший брат, именитый художник Пьетро Лоренцетти) пали жертвами так называемой черной смерти. Но его фрески пережили все невзгоды и сохранили панораму общественных и аграрных идеалов Сиенской республики – и неповторимые пейзажи сиенского Кьянти.

Примерно в 48 километрах к северу от Сиены на флорентийской площади Пьяцца делла Синьориа возвышается здание городской ратуши – Палаццо Веккьо. Его большой зал приемов (Sala Grande) украшен циклом фресок, заказанных вторым герцогом из клана Медичи, Козимо I, в честь завоевания Флоренцией Сиенской республики в 1555 году (и присоединения его сына Франческо к Австрийской королевской семье в 1565 году). Этот зал также называют Salone dei Cinquecento в честь пятисот членов Большого Совета, правившего Флорентийской республикой в конце XV – начале XVI века, до 1530 года, когда Алессандро Медичи волей папы римского был назначен правителем Флорентийской республики, а затем принял титул первого герцога Флоренции от императора. Через два столетия после того, как Лоренцетти изобразил Сиенскую республику в образе «доброго правления», Флоренция превратилась в герцогство. Художнику Джорджо Вазари было поручено расписать стены и потолок Зала Пятисот для восхваления Козимо I и его правления в Тосканском герцогстве (в 1569 году ставшем Великим герцогством). В каждом углу 18-метрового потолка находится группа из четырех кесонных панелей, изображающих четыре древние территории Флорентийского герцогства. Каждая группа географически привязана к одному из четырех административных кварталов Флоренции. В юго-восточном углу помещения (соответствует кварталу Санто-Спирито) находится группа из четырех панелей, изображающих Чертальдо, Вольтерру, Колле-Вальд’Эльса с Сан-Джиминьяно и «Ager Clantius Et Eius Oppida» (территорию Кьянти и его городов). На золотой рамке панели «Ager Clantius» римскими цифрами указана дата, 1197 год, провозглашенная «Anno Salutis» (годом спасения). В этом году флорентийцы наконец одержали победу над кланом Риказоли-Фиридольфи и установили свое доминирование в Кьянти.

Вазари и его художественная мастерская создали, пожалуй, первый визуальный образ флорентийского Кьянти. Учитывая позицию Козимо I (изображенного c регалиями древнеримского императора и восседающим на троне на центральном потолочном медальоне), осматривающего владения своего герцогства, это панорама Кьянти со стороны Флоренции. Регион изображен аллегорически и географически. Как и остальные образы на фресках в этом помещении, видение Кьянти выполнено в стиле маньеризма: переполнено классическими символами триумфа и декоративными элементами. Вазари был не только художником, но также архитектором и писателем. Он написал отдельный манускрипт с пояснениями к циклу сюжетов в Большом зале Палаццо Веккьо. Манускрипт структурирован в форме его вымышленного диалога с принцем Франческо Медичи, сыном его патрона. По словам Вазари, он изобразил Кьянти с двумя реками, Пезой и Эльсой. Эльса, протекающая значительно западнее Флоренции и образующая естественную западную границу Кьянти, на этой фреске выглядит сомнительно с точки зрения географии, а вот изображение двух главных притоков, уходящих на север и впадающих в Арно, соответствует пространственному восприятию флорентийского зрителя. У Вазари реки вытекают из урн по обеим сторонам от взрослого Бахуса, доминирующего на переднем плане картины. По словам художника, он выбрал Бахуса «в более зрелом возрасте из-за отличных вин этого региона». Скульптурностью тела седобородый Бахус не уступает Давиду работы Микеланджело, но его поза дает повод заподозрить, что он выпил слишком много кьянти! Он полулежит, лицо его пылает, глаза прикрыты, словно в полудреме. Он опирается на гору урн, рог изобилия и прочие предметы, имеющие символический смысл. Оживляет картину вовсе не Бахус, а стоящий слева позади него юный воин. Он одет в развевающийся красный плащ, закрепленный на плечах на манер римских легионеров. Голову его украшает виноградный венец с листьями и гроздьями ягод, левой рукой он поднимает кубок (по форме напоминающий древнегреческий килик), а в правой держит резной овальный щит. На щите изображен большой черный петух на золотом фоне – эмблема Лиги Кьянти. Вазари подтвердил, что именно этот «юноша символизирует Кьянти».

На заднем плане на фоне череды зеленых холмов изображены oppida (города) Кьянти. В своем вымышленном диалоге Вазари поясняет, что «вдалеке изобразил Кастеллину, Радду и Бролио с их эмблемами». По его словам, он разослал своих помощников запечатлеть архитектурные особенности каждого города с натуры. Массивный замок слева на заднем плане со ступенчатыми башнями и зубчатыми прямолинейными стенами – это наверняка Бролио, главный символ Кьянти и феодального клана Риказоли-Фиридольфи. Контуры отдаленного города в центре заднего плана едва просматриваются, но это может быть только Радда: она как раз находится между Бролио и Кастеллиной. Город, виднеющийся на холме в правой части заднего плана, – это, несомненно, Кастеллина с ее изогнутой северной стеной. Архитектурные подсказки в сочетании с географией помогают распознать города: если смотреть на Кьянти со стороны Флоренции (т. е. на юг), то замок Бролио оказывается слева (на востоке), а Кастеллина – справа (на западе). Изобразив на своей фреске именно замок Бролио, Вазари представил Кьянти не просто территорией трех городов – Гайоле, Радды и Кастеллины – и их окрестностей, а зоной влияния клана Риказоли-Фиридольфи, перешедшей под управление Флоренции к концу XII века. В отличие от идеализированной деревни сиенского Кьянти на фресках Лоренцетти, флорентийский Кьянти в работах Вазари не имеет никаких признаков сельскохозяйственной деятельности. На переднем плане мы видим изобилие плодов и дичи, но у Вазари это, скорее, военные трофеи и символ «божественной благосклонности». Вазари подарил своему патрону Козимо I обширную, изобилующую символами триумфа панораму Кьянти – и комнату с видом, достойным герцога.

Проникновенная и захватывающая красота

По большому счету, главное в истории Кьянти – не физическое разграбление или опустошение. Несмотря на то что в Средние века и в эпоху Возрождения это место служило полем битвы между Флоренцией и Сиеной (и чередой их папских и имперских союзников), оно все же сумело сохранить свою первозданную красоту. Любой, кто сегодня приедет в Кьянти, сможет засвидетельствовать бессмертную роскошь его природы. Безусловно, благодарить за сохранность первоначального ландшафта Кьянти стоит многовековую стабильность испольщины и ее традиции смешанных посадок, а также мудрость флорентийцев и сиенцев, оберегавших этот край после распада системы испольной аренды в середине XX века. Тем не менее эта земля была обворована, причем украли у нее самую дорогую нематериальную ценность – ее личность и репутацию. Топоним «Кьянти», хоть и загадочного происхождения, был синонимом качественного вина задолго до того, как санджовезе был назван его определяющим сортом. Как минимум с XIV столетия виноделы с высоких холмов между Флоренцией и Сиеной производили вино, известное под названием «Кьянти». Каменистая почва, многообразие экспозиций, более прохладный климат этой земли, ее погодные условия – вот что создавало уникальный характер ценных вин аутентичного, исторического Кьянти. Задолго до того, как благодаря техническому прогрессу в виноградарстве и в виноделии (а также репутации именитых энологов-консультантов) этот регион приобрел статус престижного, его ценили – и дома, и за границей – за великолепную природу и качественное вино. Как винодельческий регион Кьянти преодолел свои средневековые военные границы. Высокогорные районы в верхних долинах рек Греве и Пеза (и их пороговые зоны возделывания) имеют много общего с традиционными местностями Гайоле, Радды и Кастеллины. Любой человек, изучающий Кьянти и вина этого региона, найдет исторические ссылки на такие топонимы, как Панцано, Ламоле, Казоле, Руффоли, Луколена и Монтескалари, и на названия поместий, такие как Vignamaggio (в Греве), Monte Bernardi (в Панзано), Arceno и San Felice (в Кастельнуово Берарденга). Расширение винодельческого региона Кьянти в этих направлениях шло естественным путем. Со временем флорентийские и сиенские купцы осознали коммерческую ценность мифического слова «Кьянти». С этого момента негоцанты со всей Тосканы, Италии, в конечном итоге даже заграничные, начали использовать бренд «Кьянти» (а вместе с тем было утрачено более сотни конкретных наименований тосканских винодельческих участков, перечисленных в Классификации 1427 года). Расширение зоны наименования «Кьянти» было делом рук человека. История аутентичного Кьянти сложна. Чтобы рассказать ее правдиво, нельзя не заострить внимание на этих сложностях. Это, по сути, история противостояния культуры и коммерции. Впрочем, на самом деле это история прекрасного уголка природы, который давно заслужил право называться собственным именем – Кьянти.

Фото: © архив SWN

Фото: © архив SWN

Фото на обложке: © Achim Ruhnau/Unsplash.