Бернар Магре: «Если человек заказывает вторую бутылку, значит, вы победили»

Любовь для вас скорее разрушительна или скорее созидательна?

У меня на любовь нет времени. Компания, компания, еще раз компания. Я основал ее в 1962 году без гроша в кармане и вкладываю в нее всю мою жизнь.

Как начиналась компания?

Я родился в Бордо в 1936 году, но никакого отношения к вину моя семья не имела. Отец занимался ремонтом квартир с тремя компаньонами. Когда мне исполнилось тринадцать, он отослал меня в лесотехническое училище в Люшоне. Вот и все мое образование.

Первым и последним моим работодателем был Maison Cordier, тогда это был процветающий негоциант. Через пару лет меня оттуда вышвырнули, я не поладил с начальством. Тогда я и решил начать свое дело. Нас было трое. Мы покупали наливом портвейн, вечером разливали его по бутылкам, а весь следующий день ходили по ресторанам и магазинам, пытаясь их продать. За первый год мы продали всего четырнадцать тысяч бутылок.

А потом случился бум супермаркетов. В начале 1960-х они начали открываться с бешеной скоростью, по три штуки в день. Во Франции было двенадцать бурно развивающихся сетей. Сегодня осталось только шесть. И нам удалось поставить в них наш продукт. William Pitters стал вторым по популярности портвейном во Франции уже к концу 60-х.

Потом я подумал, что французы любят шотландский виски еще больше, чем портвейн. Вы знаете, что французы пьют больше виски, чем англичане? Я все продумал до мелочей – форму бутылки, этикетку, вкус продукта. В начале 70-х мы запустили бренд William Peel, он обогнал Johnnie Walker и стал самым популярным скотчем на французском рынке.

© Андрей Ковалев

А потом вы подумали, что французы любят красное бордо еще больше, чем шотландский виски.

Да, так родилась марка Malesan в 1979 году, которая быстро стала хитом во Франции и самым продаваемым бордо в мире. В начале 2000-х мы продавали 11 миллионов бутылок только во Франции.

Я слышал, что Malesan продавался даже в СССР.

Совершенно верно. У меня повсюду были торговые представители – в Москве, Ленинграде, даже во Владивостоке. В конце 80-х по Москве ездил Rolls-Royce, единственный на всю страну, который развозил Malesan по самым дорогим ресторанам. Надпись Malesan Bordeaux шла по всему корпусу автомобиля. Это было эффектно.

Тогда в Москве было ровно четыре ночных клуба. И каждую ночь Rolls-Royce стоял у одного из них. Мы платили небольшую дань за эту стоянку. Если человек мог позволить себе ходить в ночной клуб, он был нашим потенциальным покупателем.

Как вы перешли с женериков на гран крю?

Оставаться на одном национальном рынке – это большой риск. Экспорт – краеугольный камень здоровой компании. William Peel, William Pitters, Malesan, Sidi Brahim отлично продавались во Франции, но для развития международного рынка нужно было что-то другое.

В 2004 году я продал все свои бренды и все вложил в замки гран крю. У меня в тот момент уже была доля в Château Pape Clément, я выкупил остальные. Затем я купил La Tour Carnet в Медоке, он был в очень плохом состоянии. Потом Fombrauge в Сент-Эмильоне.

У Ротшильда три гран крю, поэтому мне нужно было четвертое, и в 2012-м я купил Clos Haut Peyraguey в Сотерне. Со всех замков гран крю классе я произвожу 1 миллион 640 тысяч бутылок в год. Ротшильды на втором месте, у них 800 тысяч. Моя ближайшая цель – два миллиона бутылок гран крю классе. 300-400 тысяч будет продаваться во Франции, остальное – на экспорт.

Плюс 360 тысяч бутылок гран крю? Да это целый замок, притом довольно крупный. Вы планируете купить пятый?

Я думаю об этом. Но сейчас это не так-то просто. Столько китайцев в Бордо. Если и покупать крю классе, то уровня Pape-Clément, а не La Tour Carnet.

7 вин Магре, которые можно купить только за название:

• Le Sauternes de Ma Fille – «Сотерн моей дочери», почти моносортовой семильон (99%);
• La Servitude Volontaire – «Добровольное рабство», 100% мерло из О-Медока, выдержанное в новом дубе в Château La Tour Carnet;
• Passion d’Une Vie – «Страсть всей жизни», типичный для Русильона бленд сиры, гренаша и кариньяна;
• Mon Seul Rêve – «Моя единственная мечта», крохотный виноградник 1,5 га в восточных Пиренеях, тоже сира-гренаш-кариньян;
• Si Mon Père Savait… – «Если бы мой отец узнал…», еще один небольшой виноградник в тех же восточных Пиренеях, здесь больше кариньяна и дуба;
• Jamais Renoncer – «Никогда не сдавайся», там же, тот же бленд, сталь, ягодность, свежесть;
• J’Aimerais que Cela Vous Plaise – «Мне было бы приятно, если вам это понравится», лангедок с 12-месячной выдержкой в дубе, поровну сира, гренаша и кариньяна.
  

Говорят, вы пытались купить Château Latour?

Нет, что вы, это замок моего друга Франсуа Пино. Кстати, мы познакомились в том самом лесотехническом училище, там и подружились. Он был такой же непослушный сын, как и я, и тоже был сослан отцом на перевоспитание в эту дыру у черта на рогах, в Пиренеях, на испанской границе.

Просто кузница предпринимателей-миллионеров…

Да, такое вот совпадение. Это поколение предпринимателей сделано из железа. Тот, кто выжил тогда, сейчас не рассыплется. А вот современные предприятия очень хрупкие. Такое впечатление, что их штампуют со все меньшим сроком годности.

А вы как защищаетесь от рисков?

Постоянные инновации и максимальная близость к потребителю. Надо оцифровать все, что поддается оцифровыванию, автоматизировать, заменять человека роботами.

Робот-виноградарь?

Вы видели трактор во дворе Pape-Clément? Это робот. Он все делает сам, ему даже водитель не нужен. Водитель сидит просто для картинки. Он работает на электричестве, никаких выбросов, никакого CO₂. По виноградникам летают дроны и в режиме реального времени передают данные о температуре, осадках, солнечной активности. Максимальный уход в цифру и роботизация – единственный путь выживания современного предприятия.

Все консультанты и виноделы, которых я знаю, без конца ходят по винограднику, пробуют ягоды, ощупывают листву. Так они принимают более точные решения.

Раньше считалось, что пижаж лучше всего делает человек. А почему? Потому что машины для пижажа были ужасны. Но сегодня пижажная машина гораздо лучше, качественнее и эффективнее человека. То же самое с селекцией винограда. Человек устает и делает ошибки, машина может работать круглосуточно и не ошибается никогда.

Винодел будущего – тоже механизм?

Это происходит везде, в Чили, в Аргентине, по всему миру. С каждым годом в винодельческих хозяйствах все меньше людей. И что? В чем проблема? Это жизнь. Это развитие человечества.

© Андрей Ковалев

В одном вы правы – мир меняется стремительно, вкусы меняются. Потребители жаждут инноваций – это касается автомобилей, одежды, гаджетов, вина. Люди теряют интерес к продукту или сервису, если он долго не обновляется. Скорость изменений растет. Если вы их боитесь, не становитесь предпринимателем.

Десять лет назад никто не пил розе, сегодня его потребление резко возросло, значит, меньше стали пить белого и красного. Пять лет назад никто не слышал о просекко. Сегодня оно обогнало шампанское по объему продаж, 450 миллионов бутылок! А еще через пять лет просекко проиграет рынок каким-нибудь игристым биовинам из Испании с меньшим количеством углекислого газа.

Вы распределили активы по всему миру, буквально по всем континентам. У вас такой пессимистичный взгляд на стабильность европейской экономики?

К середине XXI века в глобальной экономике будут доминировать три страны – Китай, США и Россия. А в хвосте будет плестись затухающая Европа. Потому что Европа разрознена: это 27 разных стран, разных культур и законодательств. Брекзит – чистой воды шантаж. Но таковы англичане, они думают, что всех одурачили, а в результате ослабляют и себя, и всю Европу.

© Андрей Ковалев

А что за потенциал у России?

Кто мог предположить десять лет назад, что Китай станет второй экономикой мира? Откуда такой потенциал у Китая? Масштаб страны, огромное количество ресурсов. В чем проблема маленькой страны? Нет масштаба для серьезных инвестиций. Маленькая страна не интересна капиталу.

Во времена Хрущева за закупку иностранных вин и крепких напитков отвечал один человек. По моим связям я на него вышел, мы встретились, и он рассказал, что в СССР идет мягкая борьба с водкой, и нужно предложить населению 15-16% напиток на основе фруктов. У меня было небольшое предприятие по производству рома на Мартинике. И я сделал то, что просил заказчик – смешал ром с соком. Шесть-семь лет мы поставляли этот напиток в СССР. Бренда как такового не было. В Союзе его бутилировали и клеили этикетки на русском. Пунш или что-то в этом роде. Это был очень хороший бизнес.

Чем крупнее рынок, тем больше у него потенциал развития. Китай – это 1370 миллионов, 900 из них живет очень бедно. Но благодаря им Китай создал промышленность немыслимых масштабов. А главное – это сильная власть. Вот чего не хватает Франции – сильной власти. Люди хотят жить хорошо, но для этого нужно много трудиться. Нельзя бить баклуши и не знать нужды. Благосостояние – это труд, труд и еще раз труд. Но люди ленивы по природе. Им нужно принуждение.

Режим?

Почему бы и нет? В России сильная власть, и это вам же во благо. Испания процветала при генерале Франко, Португалия – при Салазаре.

Мы знаем, чем это все закончилось. Вот вы верите в Россию, а есть ли у вас план основать хозяйство в Краснодаре или Крыму?

Я вам расскажу одну историю. Это было до вашего рождения, в 1975 году. Я приехал в Краснодар, чтобы посмотреть, как у вас работает винная индустрия. Я увидел чудовищную неэффективность. На винзаводе, который я посетил, было тысяча двести работников, хотя за глаза хватило бы и двухсот. Когда я сказал об этом директору, он развел руками: «Я не могу их уволить».

Издержки социализма. Но у нас уже лет двадцать пять рыночная экономика.

Я всегда притормаживаю, когда доходит до партнерства с русскими. Слишком много национальной специфики. Как и в Китае, впрочем. Из-за этого я закрыл свой китайский винодельческий проект. Я просто не смог вести там бизнес, это очень закрытое сообщество.

Я обязательно вернусь в Китай, но уже более разумным образом. Это будет совместное предприятие, 50 на 50, с местным партнером, который давно работает на винном рынке Китая. Самая большая загвоздка с терруаром. Лучшие виноградники находятся на границе с Тибетом, но это очень далеко от экономических центров. Я должен буду лететь весь день из Парижа в Пекин, а потом еще дважды менять самолет, чтобы добраться до своей винодельни, это абсурд.

© Андрей Ковалев

Сейчас так развиты средства удаленной коммуникации, все можно контролировать дистанционно. Вы не любите делегировать?

Личное присутствие обязательно. У меня три винодельни в Испании, по одной в Португалии, Чили, Уругвае, Аргентине, Калифорнии, Марокко и Японии. Еще было хозяйство в Тоскане, но я его продал. Ошибся с терруаром.

В каждой из них я бываю минимум раз в год, в некоторых – два-три раза в год. Да, у каждой винодельни свой директор, но я должен держать руку на пульсе. Со мной очень сложно работать. Со мной нужно пахать. Я начинал с нуля, и я знаю, что такое трудиться, включать голову, отдаваться делу. Это непросто, но это единственный способ работать с Магре.

В одном вашем интервью я прочитал, что вы спите два часа в сутки. Это правда?

Максимум три часа. Я покидаю офис около девяти вечера, но придя домой, снова работаю. У меня вдвое больше рабочего времени, чем у моих конкурентов, при условии, что они работают в субботу и воскресенье, как и я. Если у них есть выходные, это значит, что они успевают втрое меньше, чем я. Это моя жизнь, мой выбор. Мне так нравится. Я никого не осуждаю. Люди делают свой выбор. Если вы решили посвятить свою жизнь развлечениям – прекрасно, я только за. Но со мной вы работать не сможете.

Что вы делаете ночью, пока все спят? 

Я записываю. Сейчас покажу. (Магре достает из внутреннего кармана пиджака блокнот. Страница исчерчена какими-то знаками). Я записываю идеи. Как, по-вашему, родился этот роскошный отель в Château Pape-Clemènt? Как возникли все эти сорок винодельческих хозяйств? Как заработал энотуризм и вертолетный маршрут в Бордо? Как родился благотворительный фонд? Все эти идеи пришли ко мне ночью. Я сидел с блокнотом и ручкой наготове. Утром я пересматриваю записи и превращаю их в распоряжения. Все просто.

© Андрей Ковалев

Что вы придумали прошлой ночью? Можете показать?

Первое – план по повышению рентабельности виноградников в Провансе, Лангедоке и Русильоне. Меня не удовлетворяют объемы производства в расчете на гектар. С этим нужно работать. Второе – схема покупки домена в Châteauneuf-du-Pape. Мне чинят препятствия, я ищу способы обойти их. 

Вы создаете марки, они очень успешны. В чем секрет?

Секрет у всех под носом, и он так прост, что все воротят нос. Делайте вина, которые нравятся современникам.

В 2000-м я купил бесславное хозяйство в Сент-Эмильоне. Зрелый, шелковистый стиль бордо вошел в моду. Мы провели исследование виноградника, выявили лучший участок и сделали с Мишелем Ролланом отдельное кюве. Первый же винтаж Magrez-Fombrauge получил 100 баллов у Паркера.

Прошло 15 лет, и потребитель захотел более тонких, менее дубовых вин. Мы пошли ему на встречу. Вино – это эмоция. Если вы правильно поймали эмоцию, вы достигли успеха. Сегодня людям нравится, чтобы вино легко пилось, чтобы оно ласкало, чтобы в нем было больше фруктовости. Зачем навязывать им что-то другое? Если человек заказывает вторую бутылку, значит, вы победили.

А как же ваши вина с юга Франции, они же, наоборот, мощные? 

О, эти вина существенно изменились, стали гораздо более элегантными. Когда-то мы делали мощные, полноцветные розе в Провансе. Сегодня они бледнее бледного, тонкие, минеральные. Для лангедокских кюве мы использовали много нового дуба, теперь его существенно меньше. 

У вас очень необычные названия вин. Как вы их придумываете?

Ночью. Я думаю о том, что важно людям, пытаюсь их понять. Si Mon Père Savait («Если бы мой отец узнал»), Mes Songes («Мои сны»), Ma Vérité («Моя правда»). Это найдет душевный отклик. Не у всех, но у многих. Шесть из десяти французов остановят взгляд на такой этикетке и прочтут название. Китаец не поймет, ему важно другое – замок на этикетке, золотые буквы, он выберет Château La Tour Carnet. Но важно помнить, что вкусы потребителей постоянно меняются. Одноразовое попадание ничего не значит. Надо постоянно быть начеку.

© Андрей Ковалев

Вы проводите фокус-группы? 

Нет. Я доверяю своей интуиции. Я на сто процентов вовлечен во все дела предприятия. И моя главная функция – интуировать и переводить интуицию на язык целей, задач и сроков и требовать их исполнения. У меня отвратительный характер. Но без него я бы не построил все, что вы видите. 

Как через десять лет изменится вкус потребителей?

К сожалению, главная тенденция – это «био». Биовина были ужасны, теперь стали получше, но потребитель находит качество приемлемым только потому, что на этикетке написано «био». Пресса постоянно пишет о «био». Не только винная пресса. Нам постоянно внушают, что мы должны заниматься спортом, есть здоровую пищу. Посмотрите, сколько людей бегает. Когда они покупают вино, на этикетке которого написано «bio», они не думают о планете, они надеются, что этот продукт позволит им жить дольше. И они даже не догадываются, что синтезированные пестициды при грамотном виноградарстве гораздо менее вредны, чем медь и сера, которыми широко пользуются биовиноделы.

Ваш самый большой успех?

Институт культуры Бернара Магре. Самое печальное, что может случиться с человеком – это иметь талант и не иметь возможности его проявить. Я купил Château Labottière и сделал из него не просто выставочное пространство, а мастерскую современных художников.

Сейчас там 14 художников и их семьи. Там есть школа, они там живут, спят, едят. Они готовят выставку. Тема текущего сезона – Never Give Up («Никогда не сдавайся»). Для них это шанс стать знаменитыми. Институт поддерживает не только художников, но и музыкантов. Я купил скрипку Страдивари, скрипку Николя Люпо – Люпо менее известен, но это был великий скрипичный мастер – альт и виолончель работы Гальяно. Я хочу, чтобы эти инструменты жили, чтобы на них играли молодые таланты.

Ваш самый большой провал?

15 лет назад я построил завод по производству фруктовых соков. Марка называлась Waiti – помесь Гавайев и Таити. Два острова мечты. Все тропические фрукты – ананас, манго, кокос, апельсин, мандарин. Я вложил огромные деньги и потерял их. Соки не пошли.

Вы в отличной форме. В чем секрет? Вы лечитесь в Китае, занимаетесь медитацией, плаванием?

Ответ один – страсть. Все проблемы со здоровьем возникают, когда вам нечем себя занять. Если вы горите каким-то делом, вам некогда болеть. Но каждое утро я делаю зарядку. Один час гимнастических упражнений – это железное правило. И не важно, где я ночую, когда прилетел, когда вылетаю. В Pape Clément у меня есть зал с самыми передовыми тренажерами. 30 лет я уже делаю эту гимнастику.

Как вы питаетесь?

Плохо. Если вы ужинаете с клиентами, вы не можете наливать им вино, а сами не пить, а это 4-5 бокалов за вечер, вы не можете угощать их изысканными блюдами от звездного шефа и сидеть с пустой тарелкой.

Ваше любимое блюдо?

Камбала. С лимоном.

Есть ли у вас другие страсти, помимо вина и предпринимательства?

Искусство. У меня коллекция из 400 полотен. Раньше я собирал голландцев. Теперь переключился на современное искусство.

От чего вы получаете самое большое удовольствие в жизни?

Находить суперидеи, идеи, которые приводят к победе. Победа – это не обязательно прибыль. Институт культуры Магре – это очень затратно и сложно с организационной точки зрения. Это меценатский проект. И я воспринимаю его как свой долг.

В моей жизни было много везения, и я хочу им делиться. Мне не так много осталось жить на этом свете, лет пять или шесть. Я помогаю Институту Бергонье, это одна из передовых французских клиник по борьбе с раком. В Камбодже я курирую приют для сирот и брошенных детей. Никто не выбирает болеть раком, никто не выбирает быть сиротой. Никто не выбирает быть униженным.

Я знаю, что такое унижение. Мой отец, собирая меня в школу, крепил мне на спину лист бумаги, на котором было написано «Я лодырь». Сегодня за такое сажают в тюрьму. Нет ничего хуже унижения. Он унижал меня все мое детство. Я боялся его. Скажи он мне проглотить раскаленную лампочку, я бы это сделал. Если у меня получится сделать чье-то детство более счастливым – это победа.

© facebook @institutbernardmagrez

К вашим детям какие воспитательные меры вы применяете?

Мои дети работают со мной, а работать со мной очень сложно и тяжело. Фамилия Магре не дает им никаких преимуществ. Они не могут бездельничать, не иметь идей и ходить тут наполеонами. После моей смерти они прикоснутся к большим деньгам. Это драма наследника. Как они их изменят, я не знаю. Может быть, как в той сказке про лягушку, которая захотела стать быком.

С собой в мир иной ничего прихватить не удастся. Будь я буддистом, я мог бы надеяться на перевоплощение. Но это не мой случай, я христианин. Я о смерти не думаю. Вообще не думаю. Пока живу, думаю только о жизни.

Три совета для начинающих предпринимателей

Один единственный – never give up, jamais renoncer. Это должно быть базовым убеждением. Жизнь – это качели, вверх-вниз, вверх-вниз, если ты в самом низу, помни, что отсюда попадают наверх. Никогда не сдавайся. В самой безнадежной ситуации борись, и ты победишь. Если ты не распознал своей удачи, значит ты не задействовал все возможности. Просто сказать, но сложно сделать. Делай.

Утроенный гран крю

Вертолетная прогулка – один из козырей Бернара Магре. Его четыре гран крю раскиданы по всем концам Бордо, и нет ничего удобнее, как охватить их с помощью вертолета, а заодно и на весь регион взглянуть с той высоты, с которой на него, вероятно, взирает папа Клемент V, гонитель тамплиеров и истинный французский патриот. Замок в Сотерне пока не показывают. Но треугольника La Tour Carnet – Fombrauge – Pape Clément вполне хватает, чтобы увидеть все вершины Бордо.

Château La Tour Carnet один самых древних замков Бордо. Это именно замок из глухого Средневековья, со рвом, подъемным мостом и остатками рыцарской башни XI века (La Tour). Находится он в О-Медоке, неподалеку от границы Сен-Жюльена. И в 1855 году ему повезло войти в классификацию в качестве гран крю четвертого класса. «Магре купил замок в 1999 году, – комментирует его директор Аликс Комб, – он был в очень плачевном состоянии. За десять лет Магре полностью все перестроил, а виноградники нарастил с 44 га до 125 га, если быть точным, 123,3 га красных сортов и 1,47 га белых. О-Медок менее престижный аппелласьон, чем, скажем, Марго, но здесь хорошие терруары значительно дешевле. И сегодня мы самый крупный гран крю в Медоке».

Замок похож на музей. В одной из зал стоит массивный длинный стол, за которым мог бы обедать Ричард Львиное Сердце со всей честной компанией своих рыцарей. Массивные средневековые кубки, заржавевшие ножи, которыми при случае можно убить быка, трехзубые вилки. В другой зале – вуаля – десяток рыцарских доспехов по периметру, как будто их только что сняли и оставили, как в гардеробе. На массивных балках какие-то изречения. «Это афоризмы Мишеля Монтеня, – поясняет Аликс Комб. – Замок принадлежал его сестре, и он сюда часто наезжал. Говорят, когда у Монтеня под рукой не было бумаги, он записывал мысли на стенах. Месье Магре распорядился выписать любимые изречения на балках».

Виноградник La Tour Carnet – это 60% мерло, 35% каберне совиньона, 3% пти вердо, 2% каберне франа. Каждый год кусок в 2 га пересаживают, проведя анализ почв и микроклимата. Чаще всего каберне совиньон заменяют на более подходящий мерло. Самые фруктовые вина выдерживаются в стали, вина поплотнее – в цементе, самые мощные – в барриках. Парцеллярная винификация, термоконтроль.

Ассамбляж в финале выдержки проводит Мишель Роллан в присутствии Магре. Объем производства – 700 000 бутылок. Очень умеренные цены. Стиль – сдержанный модерн. Критики отмечают, что при Магре вина стали тоньше, элегантнее и мягче, что в молодых винах слишком заметен дуб, но с выдержкой он интегрируется. 2007-й – на пике раскрытия (на момент дегустации в 2017 году. – Прим. ред.), в аромате, помимо сушеной вишни, много ароматических трав и вяленого мяса, легкое тело, шелковистые танины, сочность и деликатность (90). 2005-й, напротив, выглядит очень молодо, почти без тонов эволюции, концентрированный, сочный, бархатный, с большим потенциалом (92).

Двухходовка в Сент-Эмильоне

В погребе Château Fombrauge звучит классическая музыка, бочки стоят на кованом железе, стены закрыты бордовыми гобеленами с витиеватым рисунком, на полу – что-то вроде красной крокодиловой кожи. «Оливье, – спрашиваю я директора Fombrauge, – это он сам распорядился, чтобы именно гобелены, именно крокодиловая кожа?» – «Разумеется! Все, что вы видите в замке, вплоть до цвета тюльпанов в саду, – это пожелание месье Магре».

В феврале 2002 года Роберт Паркер осчастливил первый релиз Magrez-Fombrauge (2000) потенциальным стобалльником (98-100). В одночасье цена взлетела и с тех пор ниже 100 евро ex-negoce не падает, что дает ему позицию выше, чем у Canon или Troplong-Mondot, замков со статусом Premier Grand Cru Classé B. Причем Magrez-Fombrauge долгое время оставался маркой, отдельным кюве малоизвестного замка. Но сначала про сам Fombrauge.

Как и в случае с La Tour Carnet, Магре искал замок, с одной стороны, заброшенный и никому не нужный, с другой стороны, с большим потенциалом при грамотном инвестировании. Château Fombrauge, чуть ли не самый крупный замок в аппелласьоне Saint-Emilion Grand Cru AOC, на эту роль подошел оптимально – 53 га и долгая история прозябания в портфеле голландского негоцианта. Даже на Пляс Fombrauge не торговался.

Магре купил его в 1999-м, добавил еще 5 га, полностью обновил виноградник и погреб, дал волю Мишелю Роллану, реконструировал здание замка и разместил в нем отель того же заоблачного уровня, что и в Pape-Clément. А в 2012 году классифицировал шато как Saint-Emilion Grand Cru Classé (это уже не имя аппелласьона, а статус замка).

И вот перед тем, как классифицировать Fombrauge, Магре вывел из его обширного виноградника лучший парцель каберне франа и лучший парцель мерло общей площадью 1,8 га, построил отдельный погреб (это необходимо по уставу) и, словно зайца из цилиндра, вытащил на белый свет Château Magrez-Fombrauge. Ввиду своей молодости микрозамок не мог получить никакого статуса в 2012 году, но очевидно, что он пойдет по лесенке Premier Grand Cru Classé в 2022 году при очередной реклассификации. Блестяще разыгранная партия.

Виноградник Fombrauge состоит из двух крупных кусков 30 га и 28 га. Почвы глубокие, 1,5-2 метра до известняковой скалы, смесь глины, песка и ила, кое-где высокое содержание железа. Сортовой состав: 90% мерло, 8% каберне фран, 1% каберне совиньон, 1% мальбека. 300 000 бутылок в год. Ценовая политика – best value. Как и в La Tour Carnet, предферментационная холодная мацерация, медленная ферментация и теплая постферментационная мацерация, в общей сложности, пять недель. Выдержка в зависимости от структуры и концентрации вина с разных парцелей проходит в стали, цементе и барриках (40% новых).

Fombrauge – это чувственный роллановский стиль в легком весе. В 2006-м скорее подсушенная красная вишня и сладкие пряности, идеальный шелк и спелость (90). В 2011-м больше черных ягод, лакрицы, кедра и дыма, хватки и свежести (89). Magrez-Fombrauge – предельная плотность и атлетичность с первого винтажа. В 2000-м – концентрированный кассис с кедром, грифелем, и бальзамическими нотами, вкус суперплотный и супергладкий (94). 2004-й – черносливно-лакричный, с мятой, дымом и сладкими пряностями, чрезвычайно сочный, плотный, тельный и устойчивый во вкусе (92).

Папские привилегии

Перед Château Pape-Clément – сад с оливами, им XIII (!) веков. Их тщательнейше оберегают. А еще есть тенистый кедр, посаженный доблестными революционерами в 1789 году. До этого момента замок принадлежал епископату Бордо на протяжении четырех с половиной веков. А перешел он туда от наследников папы Клемента V (1305–1314), который сделал его одной из своих резиденций.

Это тот самый папа, с которого началось Авиньонское пленение пап. Без Клемента V могло бы не быть ни папского дворца в Авиньоне, ни Châteauneuf-du-Pape AOC, ни стихов Петрарки. «А вы поставляете вино Священному Престолу?» – спрашиваю я у директора замка Жанны Лакомб. «Увы, нет. Месье Магре возлагал большие надежды на то, что новый папа выберет имя Клемент. Но он стал Франциском. Подождем следующего».

Бернар Магре заступил сюда через женитьбу. В 1985 году он выкупил долю у своего тестя Лео Монтаня (а впоследствии и у остальных родственников), и началось обновление. Сначала в погребе, потом на винограднике. И они не прекращаются, сейчас пошел уже третий виток.

Из недавних нововведений – активное внедрение биодинамики, половина виноградника уже переведена. Лошади и волы в качестве тягловой силы для плугов. Электрические трактора, которые умеют делать все. С 2013 года по виноградникам летают дроны Vitirover, они работают на солнечной энергии, используют технологию GPS и управляются через приложение в смартфоне. Они собирают точные данные об интенсивности фотосинтеза на каждом участке, что помогает принимать решения по работе с кроной в течение сезона, а также по оптимальному времени сбора. Сбор длится две недели. Гребнеотделение ручное! Ягодка за ягодкой. Цельные ягоды закладывают в чаны для холодной предферментационной мацерации. Дрожжи «дикие», брожение медленное. Постферментационная мацерация в тепле с каждодневными дегустациями каждого чана самим Мишелем Ролланом. Сочетание барриков от десяти бондарен, тонно, специально сделанных для Pape-Clément 365-литровых вытянутых бочек, а также амфор! В ночные часы Бернар Магре успел подумать обо всем.

Роллановский стиль в Пессак-Леоньяне – это та же чувственность, фантастическая гладкость текстуры и ягодная концентрация, и все же это стопроцентный грав, приподнято ароматичный, тонкий, с умеренным алкоголем. В полнотелом, ярком, освежающем 2008-м на фоне концентрированного кассиса уже проступил подлесок и трюфель, черный шоколад, смола и трубочный табак (93). В совершенно сгладившемся, округлом 2006-м – сушеные вишни, сухие цветы, земля и кожа, подлесок и дым. (93). Лучшие винтажи: 2016, 2015, 2012, 2010, 2009, 2008, 2005, 2001, 2000, 1998, 1996 и 1990.

© Андрей Ковалев

Фото на обложке: © Андрей Ковалев

Материал впервые был опубликован в Simple Wine News №109.